У позеленевшего сруба колодца, в лучах восходящего солнца увидел красивую зеленую птицу, прижимавшуюся к поросшему мхом бревну. Если бы не красное оперение на головке, несчастного представителя отряда пернатых можно было бы не заметить на фоне прозеленевшего колодца.
«Главное мимикрия», – с надеждой думал дятел, надеясь на то же.
Прилетел он в этот лес из профессорского сада, где от самого профессора и его гостей наслушался во множестве умных речей, задумчиво постукивая при этом по стволу дерева и размышляя о смысле жизни и своем прозвании. «С моими-то мозгами, да дятлом быть?» – вздыхал он иногда.
«От десанта никто не скроется, – уцепил птицу егерь. –Эге! Да у бедолаги и глаза нет», – пожалел пернатого стукача.
«Нас предали-и!» – запаниковал дятел и попытался клюнуть человека в палец, но, получив щелбан, философски опустил клюв.
«А возьму-ка я его домой! – забыв про воду, прикинул десантник. – Выдрессирую и Дуньке подарю… за палку… То-то хорошо будет, палка дубовая, крепкая, на нее лопату насажу… А Дуньке она ни к чему, зря только в сарае валяется». Еще раз любовно щелкнув по красному кумполу птичку, понес находку в дом.
«Блин! Хорошо, у меня башка закаленная», – порадовался за свою черепушку дятел.
Свистнув рыжего спаниеля Бобика, который лежал под скамейкой у сторожки и внимательно, сквозь прищуренные веки, наблюдал за телодвижениями шефа и дятла, Мишаня двинулся короткими перебежками к зеленому, поросшему травой берегу неширокой речушки Глюкалки. Но, глянув там на рассохшуюся лодку и сломанное весло, валявшееся рядом, плюнул в сердцах, вспомнив деревенского браконьера Филимона, о которого напрочь изломал гребной инструмент. И, ленясь идти в сарай за запасным, не спеша побрел вдоль берега к мосту, с тоской поглядывая на такой близкий, но недоступный родимый дом на противоположной стороне, где маманя наверняка уже напекла блинов и с нетерпением поджидала своего сынулю.
Еще больше расстроился толстенький Бобик.
«Это ж надо! Шеф совсем оборзел… Одно дело в лодке сидеть, – подняв лапу, деловито пометил кустик, – другое дело – на своих четырех топать… Эх, жисть наша собачья», – сокрушаясь всем нутром, лениво трусил за хозяином по узкой, хорошо утоптанной тропинке.
Через полкилометра, неподалеку от моста, Мишаня услышал настороживший его звук. «Ага! Гармонь! – стал углубляться в лес. – Точно. Сегодня же воскресенье, вот мужики и оттягиваются», – вышел на уютную поляну с работающими самогонными аппаратами по краям и кучкой обросших мужиков в центре, один из которых, задрав тельник, показывал две синие перекрестные полосы на спине и жаловался собутыльникам: