И всё же к середине следующего дня, отмахав на своем «Понтиаке» сто миль под «кратковременными ливнями с последующими прояснениями», я был уже в Марвилле, на пустынной стоянке дома престарелых и заруливал на одну из площадок с указателем «Для посетителей». Было часа два пополудни. Мне показалось, что директор-администратор был несколько раздосадован, увидев меня вновь, а когда я показал ему своё письмо, лицо его приняло откровенно презрительное выражение. Однако со свойственной ему любезностью он тут же препоручил меня заботам заведующего психиатрическим отделением – человека с бескровным лицом и фамилией Тиг. Тот, с бесстрастным видом изучив корявые иероглифы моего документа, понимающе кивнул, вздохнул и сказал: «Да, сэр, похоже, это наш человек. Им периодически удаётся отсылать письма, минуя администрацию. Очень сожалею, что вас потревожили, но уверяю, – этот пациент абсолютно безобиден. Намёки на насилие, которые он делает в последнем абзаце, есть фантазия больного ума. Кроме того, он настолько слаб физически, что без посторонней помощи не то, что на горшок сесть – эншульдиге зи мир, битте, – с кресла встать не может. У пациента напрочь отсутствует апперцепция. Если вы опасаетесь, что он сможет выбраться за пределы учреждения и учинить хомицид или убийство, то ваши опасения совершенно напрасны, вы можете быть абсолютно спокойны».
Тут я заметил доктору, что угрозы мистера Крэбба, если это можно назвать угрозами, адресованы отнюдь не мне, а, напротив, – персоналу данного учреждения, на что тот, как и следовало ожидать, отреагировал вполне адекватно, т.е. лишь снисходительно улыбнулся.
Должен сказать, что у меня богатый опыт общения с этой публикой: лет десять назад, пытаясь излечиться от своей мигрени и ночных кошмаров, я вдоволь хлебнул медицины, дважды в неделю на протяжении нескольких лет посещая процедуры (за что платил по 50 долларов в час) – и всё это без малейшего намёка на какой-либо эффект.
«И всё же я вынужден настаивать на встрече с мистером Крэббом, – добавил я в заключение. – Я только что проехал сто миль только лишь затем, чтобы увидеться с ним, и потратил на это всё утро, которое мог бы провести с большей пользой, изучая состояние своих банковских счетов».
Он тут же уступил моей настойчивости. Представителям его профессии совсем несложно навязать свою волю, если пользоваться не эмоциональными, а экономическими аргументами.
Мы поднялись по лестнице и долго шли коридорами. Психиатрическое отделение – самое молодое в данном учреждении – было сплошь из стекла, кафеля и филодендронов: честно говоря, оно больше напоминало оранжерею, где, словно грибы среди листвы, тут и там выглядывали стариковские лысины. Мы вышли на застекленную веранду, всю заросшую геранью. За окном вступил в свои права декабрь, а здесь, внутри, благодаря термостатному оборудованию круглый год царило искусственное лето. Вдруг меня поразило жуткое видение: на сидении кресла-качалки спиной к нам стояла отвратительная чёрная птица – канюк или гриф – такой огромный, какого мне ещё не доводилось встречать.