— Путаница, путаница,— запела Леа и подошла к радиоприемнику.
— Это насчет короны, Чезаре? — шепнула Сандра. Чезаре утвердительно кивнул и стал рассказывать о странном посещении, поглядывая на Леа.
— О чем вы секретничаете с Сандрой? — спросила Леа.— Я включила хорошую песенку, слышите: про Алабаму, только на этом непонятном африкаансе. Давайте потанцуем? Так о чем же вы шепчетесь?
— Никакого секрета! Сандра интересовалась моим гостем. Он произвел на нее впечатление.
— И на меня тоже. Он прекрасно говорит по-итальянски — только с твердым акцентом, как у испанца.
— Он так взглянул на меня, что в душе что-то подалось,— призналась Сандра.— Мы, женщины, должны победить тысячелетия подчиненности мужчине, привычки видеть в нем владыку мира.
— Тогда идем в кино. В двух шагах отсюда. Новый фильм «Теруэльские любовники» с русской «звездой» Людмилой Чериной. И пусть он забудет свою Зизи Жанмер! Черина играет какую-то одалиску, я видела на рекламе,— подсмеивалась Леа, и Чезаре готов был идти куда угодно, лишь бы сохранить хорошее настроение Леа и отвести ее мысли от визита странного турецкого археолога.
* * *
Профессор Ван-Хепен против обыкновения не вызвал двух своих ассистентов и не предложил какие-нибудь новые обследования. Угрюмый бур огромного роста, с заостренной бородой, с медлительными и точными движениями, профессор сегодня был необыкновенно любезен. Ласково усадив Леа в мягкое кресло в глубине кабинета, он предложил Чезаре едкую маленькую сигару. Художник после такого приема не стал ждать ничего хорошего и не ошибся.
— Ваша жена — трудный орешек,— начал профессор,— уже целую неделю я бился, стараясь разгадать ее странную амнезию.
Образно говоря, у нее будто иссекли небольшой участок совершенно здорового мозга, не нарушив ничего остального. Я изучил все известные в литературе случаи психических поражений при глубинном опьянении и при кислородном отравлении — ничего похожего. Можно думать, что случайный газовый пузырек дал эмболию капилляра где-нибудь в заднем отделе больших полушарий. Но другие симптомы говорят против этого, да и такая эмболия должна бы была уже ликвидироваться. Но нет ни малейшего признака восстановления, поразительная стабильность. Короче, я не могу установить природы заболевания и, следовательно, бессилен лечить его.
Одна из медсестер, полуитальянка, всегда помогавшая профессору при обследовании Леа, старательно перевела его слова.
Художник бросил раскуривать мерзкую сигару, спросил:
— Может быть, профессор посоветует, к кому обратиться в Европе?
— Конечно, мои коллеги…— профессор назвал несколько имен.— Но не советую вам очень надеяться. Исходя из общего уровня современной науки, я могу сказать, что она не знает природы заболеваний такого характера и тем более их лечения. Если бы взглянуть совсем со стороны, пользуясь кибернетикой. Или обратиться к совершенно другому направлению, например индийской психологической науке, к йогам… Простите меня, я понимаю, что вам не до шуток. О нет, вопрос о гонораре, разумеется, отпадает. Очень виноват! Желаю вашей очаровательной маленькой жене выздороветь… без нас, врачей.