— Я ни о чем не пожалею. Я буду с тобой очень счастлива, Арман, — сказала она четко и ясно, — и больше никогда не стану думать о Клиффорде. Даю тебе слово.
— Я согласен, если только ты поклянешься, что тебе это принесет успокоение.
Вот тут она перестала быть такой категоричной:
— Ну хорошо, давай немного подождем со свадьбой, посмотрим… но немедленно объявим о нашей помолвке, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы стать достойной твоей огромной любви, Арман.
Он побагровел, потом побелел как полотно.
— О господи боже! Это я должен пытаться заслужить тебя. Ты оказываешь мне такую большую честь… я об этом даже мечтать не смел.
Она прижала его ладонь к своей щеке полным очарования нежным жестом.
— Мой милый, глупый Арман, такой славный, боюсь, мне без тебя уже не обойтись. Ты так мне нужен, Мой Арман.
Он разжал ее пальцы, коснулся губами теплой ладошки и, чуть помедлив, сдавленным голосом пробормотал:
— Моя любовь! Боже, как я счастлив! Я не могу в это поверить.
Она взлохматила его волосы и принялась легкомысленно болтать:
— Ах, как будет весело! Ты станешь самым знаменитым художником во Франции, напишешь десятки моих портретов. Это будут шедевры. Я стану тебе помогать и в твоей архитекторской работе. Обожаю заниматься дизайном. Мы ведь поселимся здесь, во Франции, да? Мне не нужно будет уезжать в Лондон, ну разве только иногда, ненадолго. Мы будем жить в Мужене, если сможем снять там небольшой домик, а если нет — скажем, чтобы бабушка отдала нам одно крыло в Канделле. Давай даже на свадьбу не поедем в Лондон. Обвенчаемся в маленькой церквушке в Мужене…
Арман слушал ее как зачарованный; он все еще не верил в то чудо, которое с ним свершилось, и продолжал покрывать ее ладонь поцелуями. Через минуту Рейн попросила:
— Подай мне журнал.
Она вырвала фотографию Клиффорда, разорвала ее на мелкие кусочки и закопала их в песок.
— Вот видишь, — сказала она с детским удовлетворением, — видишь, как я к нему отношусь.
Армана терзали сомнения, и глубоко в душе он спрашивал себя: а не была ли вся эта бравада лишь желанием досадить и отомстить Клиффорду? Но он был слишком влюблен, чтобы возражать.
— Любимая, клянусь, ты будешь со мной счастлива, — только и мог бормотать он, заикаясь.
Рейн и сама уже почти поверила в это. Ее охватило совершенно новое чувство — какое-то огромное облегчение, потому что она нашла выход своим эмоциям. Закопав изорванную фотографию Клиффорда, девушка тем самым похоронила свою боль, так она говорила себе. Больше никогда она не станет терзаться из-за мужчины. Она будет думать о себе и позволять Арману любить себя — сильнее, гораздо сильнее, чем любит его она.