— Николай Ивановичъ! Да чего-же ты сталъ-то! Стоитъ и выпучилъ глаза, — закричала на мужа Глафира Семеновна, вся вспыхнувъ. — Иди впередъ.
— Иду, иду, матушка. Вѣдь отъ посмотрѣнья ничего не сдѣлается. Но отчего-же Карапетъ Аветычъ, онѣ могутъ догадаться, что мы не турки? Ну, я безъ фески, а вѣдь ты въ фескѣ.
— А носъ-то мой, дюша мой? — тронулъ себя за носъ Карапетъ. — Самаго настоящій армянска носъ. О, турецки дамы знаютъ всякаго носъ!
— Да неужто это такъ? — спросила Глафира Семеновна и, какъ ни была сердита на мужа и Карапета, разсмѣялась.
Карапетъ воспользовался ея проясненіемъ среди гнѣва и сказалъ:
— Такого часъ теперь подошелъ, мадамъ, что надо закусить и кофе выпить. Вотъ кафеджи. — У него есть хлѣбъ, сыръ, варенаго курица…Пойдемъ къ нему и онъ насъ угоститъ.
— Хорошо. Только пожалуйста, чтобы водки и вина не было, — согласилась Глафира Семеновна.
— Ни. ни, ни… Вотъ какъ этого памятникъ будемъ бѣлы.
Они подошла къ телѣжкѣ кафеджи. Тотъ уже раскинулъ на землѣ коверъ и попросилъ ихъ садиться.
— Надо ужъ по-турецки, мадамъ, — сказалъ Каранетъ. — Садитесь на коверъ.
— Ничего, сядемъ, отвѣчала Глафира Семеновна, опускаясь на коверъ. — Чай у него есть? — спросила она про кафеджи.
— Все есть, мадамъ.
— Такъ спросите мнѣ чаю и бутербродовъ съ сыромъ.
Когда жена отвернулась, Николай Ивановичъ дернулъ за рукавъ армянина и тихо проговорилъ:
— А что-жъ ты хотѣлъ насчетъ коньяковой выпивки?
— Все будетъ. Молчи и садись.
Николай Ивановичъ сѣлъ. Карапетъ сталъ говорить кафеджи что-то по-турецки. Тотъ улыбнулся, кивнулъ и сказалъ: «Эветъ, эветъ… Хай, Хай…».
Началось завариваніе чаю изъ большого кипящаго на жаровнѣ чайника съ кипяткомъ Кафеджи подалъ компаніи на чистенькой доскѣ длинный бѣлый хлѣбъ, кусокъ сыру и ножъ.
— Вотъ какъ прекрасно! Ну, это еще лучше, я сама сдѣлаю бутерброды, — сказала Глафира Семеновна и принялась кромсать хлѣбъ и сыръ.
Чай розлитъ въ чашки и кафеджи поочередно сталъ подавать ихъ сначала Глафирѣ Семеновнѣ, потомъ Николаю Ивановичу и наконецъ Карапету.
Николай Ивановичъ опять дернулъ Карапета за рукавъ, напоминая о выпивкѣ, а тотъ указалъ ему на чашку и проговорилъ:
— Пей, пей, дюша мой. Все будетъ хорошо.
Николай Ивановичъ поднесъ чашку къ губамъ и услыхалъ винеый запахъ, прихлебнулъ изъ нея и, почувствовавъ, что чай сильно разбавленъ коньякомъ, улыбнулся.
— Хорошо чайку съ устатку выпить, — произнесъ онъ, щуря масляные глаза.
— Пей, пей! И какого ползительнаго дѣло этотъ чай, такъ просто перваго сорта! — откликнулся армянинъ, тоже улыбаясь.
— Закусите вы сначала, а чаемъ потомъ будете запивать, — предлагала имъ бутерброды Глафира Семеновна.