— Думаешь, я разрушила мои отношения? Думаешь, синяки у меня на лице, сломанная нога и развод — это моя вина? — Голос ее задребезжал сильнее, с ноткой отчаяния. — Думаешь, этот синяк — твоя вина? Ты поэтому подняла шум?
Дверь внизу открылась, но вместо быстрых удаляющихся шагов Лорен я услышал голос Брук.
— Мм, здравствуйте, — сказала она живо. — Вы, наверное, Лорен?
— Да, — медленно проговорила Лорен.
Она явно не узнала Брук.
— Ты к Джону?
— Привет, Брук, — отозвалась мама с верхней площадки, поспешно отирая слезы. — Поднимайся, детка.
— Я не хочу мешать.
— Нет-нет, все в порядке, — ответила мама, жестом зазывая ее в гостиную. — Все в порядке, заходи.
— Что у вас с глазом? — спросила Брук.
— То же, что у Джона, — ушла от вопроса Лорен. — Это у нас семейное.
Мама смерила ее сердитым взглядом:
— Надеюсь, ничего страшного.
— Я как раз собиралась уходить. Пока, Джон.
Я молчал, пока не услышал, как взвизгнули дверные петли.
— Пока, Лорен!
Заскрипели ступеньки, и мама отошла в сторону, пропуская Брук. Она выглядела как обычно, по-летнему ярко, и я ссутулился, сообразив, что на мне черная мятая пижама. Я так и не удосужился одеться.
— Привет, Джон, — сказала она, и в ее глазах вспыхнули искорки.
Она рассмеялась.
— Ух ты, хотела бы и я не вылезать из пижамы.
— Да, — ответил я.
Мама за спиной Брук сердито смотрела в сторону лестницы. Ее явно тянуло броситься на улицу за Лорен и там продолжить схватку.
— Нет! — воскликнула Брук, вдруг смутившись. — Я не думала… я не смеюсь над тобой. Черт!
Она зажмурилась. Последовала неловкая пауза, и Брук снова улыбнулась:
— Сумасшедший выдался вечер тогда?
— Да.
На улице хлопнула дверца автомобиля Лорен, а секунду спустя раздался рев двигателя.
— Ну так я… мм… это глупо, но… я написала тебе стихотворение.
Я уставился на нее:
— Стихотворение?
— Я знаю, это не модно, но мне мама посоветовала. Я имею в виду, посоветовала написать стихотворение, но все слова мои. Не хочу, чтобы ты решил, будто я… — Она смущенно закатила глаза и озорно улыбнулась. — Я все окончательно испортила?
Мама молча плакала у нее за спиной.
Я подождал еще секунду.
— Так ты его принесла?
— Ой, — спохватилась Брук. — Извини. Я нервничаю. Да, вот оно.
Она протянула мне листок бумаги.
— Это короткое стихотворение. Так что не воображай себе целую поэму, это даже не сонет, а так… ну, в общем, вот.
Она улыбалась, глядя на меня.
— Я хотела продекламировать его, но после этого мне пришлось бы забраться в норку и помереть там от смущения, так что читай сам.
Я посмотрел на бумагу. Четыре строчки, выведенные аккуратным, немного вычурным почерком, который свидетельствовал, что Брук сначала написала стих, а потом перенесла на чистовик, чтобы он выглядел красиво.