– Действительно. Мы, челноки, народ одели, а вы, менты, нас обули.
Токмаков исподлобья наблюдал, как пространство вокруг него стремительно очищалось от торгующего элемента. Уже не первый раз его олицетворяли с властью, причем законодательной и исполнительной в одном лице. Сюда бы этих упитанно-гладких, с козлиными бороденками и «гамбургской» щетиной, вершителей судеб – левых и правых, «яблочников» и «медведей»! Сюда – в брань и грязь торговых рядов, в море паленой водки и фальшивых медикаментов, окунуть с головой в гущу того народа, о благе которого они якобы пекутся!
Но вместо этого волну всенародной «любви» принимают такие, как он, Вадим Токмаков, до гроба преданные этой стране и этому государству.
– У вас опять нехорошие глаза, – сказала круглоликая брюнетка.
Брюнеточка была не первая, кто отмечал его тяжелый взгляд, но Токмаков почему-то обиделся:
– Зрение – единица, косоглазия нет, я проверял.
– Не в этом дело. Вас в детстве никто сильно не испугал?
– Наоборот, это меня почему-то боялись.
– Значит, все верно, – пробормотала брюнетка, листая какую-то затрепанную книженцию. И окончательно все запутала, пояснив: – В детстве вы с кем-то поменялись душой. С кем-то не из людского круга.
– Ага, с инопланетянином, – решил не вдаваться в дискуссию Вадим. Хотя тут же вспомнил встречу с волком.
…Наверное, тот зверь был последним из волчьего рода, кто рискнул доживать свой век так близко от людского племени. Маленький поселок на Карельском перешейке, где в 70-е годы был расквартирован разведбат [111] одного из соединений Ленинградского военного округа, находился меньше, чем в пятидесяти километрах от Питера. Мать, после гибели отца долго не решавшаяся оставить их двухкомнатную квартиру в военном городке, часто брала Вадима в лес.
Лес начинался прямо за домом, и в те годы был еще щедр на грибы-ягоды. Особенно любил Вадим один малинник за болотом, пересыхавшем только в августе. Там и состоялась их встреча глаза в глаза: старого волка с невылинявшей летней шерстью и шестилетнего пацана с деревянным автоматом за спиной.
Волк и мальчик были одного роста. Мудрый зверь долго глядел в глаза человеческого детеныша. Вадим забыл о времени, о том, кто он, зачем пришел в малинник, и очнулся только у подъезда ДОСа [112] . Мать накинулась было с упреками, но Вадим так посмотрел на нее, что слова замерзли на губах у бедной женщины.
С тех пор Вадим никогда не плутал: выходил из леса там же, где зашел. Рядом с ним незримо ступал на пружинистых лапах старый волк.
Теперь, став опером, Токмаков считал себя санитаром леса. Как волк выбраковывает в первую очередь больных животных, так и Вадим поступал. Ведь воровать у государства, перегонять ворованное в офшоры, не платить налоги – тяжелая социальная болезнь, которую нельзя запускать.