Правда, больными обычно считают тех, кто налоги платит…
Но знать все эти подробности круглолицей брюнетке, мнившей себя экстрасенсом, было вовсе ни к чему…
– Нам Питер глаза повытер, – дореволюционной пословицей завершил Вадим дискуссию о своем нехорошем взгляде.
– Людмила велела отдать вам это, – сказала брюнетка, доставая из-под прилавка перевязанный золотистым шнурком пакетик. – Она знала, что вы будете ее искать.
– Откуда? – не удержался Вадим, принимая сверток – легкий, почти невесомый.
– Наверное, успела хорошо изучить.
Вадим машинально кивнул головой. Глаза брюнетки – темно-карие, глубокие – смотрели на него испытующе. С каким-то странным интересом.
– Как она выглядела? – уточнил Вадим, отводя взгляд. – Взволнованной, усталой, испуганной?
Собеседница на минуту задумалась, решая для себя какую-то дилемму, и, видимо, решила сказать правду:
– Она выглядела… Трудно это передать. Раньше я только один раз ее такой помню. Да, тогда она решила больше не стрелять. А было это точнехонько накануне первенства Поволжья, где Стерлиговой были обеспечены золотая медаль и место в сборной России. Отказалась от всего, хотя я тоже ее просила.
– Ваша просьба имела особое значение?
– Да. Безусловно.
– Почему? Расскажите, я Людмиле желаю только добра.
– Хорошо. И не только расскажу, но и покажу, чтобы не думали, будто я подругу выгораживаю. Только перебирайтесь ко мне, отойдем в сторонку, а то больно много желающих понабежит.
Пожав плечами, Токмаков перемахнул через гардеробную стойку.
Забравшись в «чащу» китайских пуховиков, где ее никто не мог увидеть, кроме Вадима, брюнетка сняла кожаную куртку. Ладную фигурку плотно обтягивал розовый свитерок и белая юбка. Впрочем, с юбкой, не успел Токмаков и глазом моргнуть, челночница рассталась в одно мгновение.
– Мне придется снять колготки. Вас, надеюсь, не смутит?
– Данный предмет туалета у меня уже во где! – провел Токмаков по горлу ребром ладони, вспомнив эпопею с людмилиными колготками. – Не волнуйтесь, я морально устойчивый.
– Вот и проверим, – стрельнула черным глазом брюнетка, одновременно избавляясь от колготок. – Извините, я забыла предупредить, что мы с Людмилой не носим нижнего белья…
Прямо сказать, извинение немного запоздало. Во рту у Токмакова пересохло. Сговорились они тут, что ли, искушать оперсостав, эти чертовы нудистки-операционистки-челночницы?
– Видите? – как ни в чем ни бывало повернулась брюнетка боком.
Вадим кивнул. Тонкий белесый шрам, словно от удара хлыстом, выделялся на бедре. Он уверился в импортном происхождении ее загара, одновременно почувствовав близость некой тайны, роковой истории, в которые Людмила Стерлигова впутывалась с редкими мастерством и талантом.