– В больнице я сказала, будто напоролась на гвоздь, и они сделали вид, что поверили. Хотя на самом деле это след от пули. От ее пули.
– Стерлиговой?
– Да. Прошла по касательной, но кровищи было много. Случайный выстрел, простая неосторожность во время тренировки – я стояла рядом на огневом рубеже. А пистолет у Люды всегда был с очень легким спуском. Шнеллер, слышал о таком?
– Опасная штука, – подтвердил Токмаков, изо всех сил делая вид, что его интересует только шрам брюнеточки, но никак не темный треугольничек внизу ее живота. аккуратно подстриженный и подбритый по последнему слову интимного парикмахерского искусства. – Так вот в чем дело! Людмила, наверное, связала выстрел с видом крови, испугалась, и уже не могла больше…
– Да, – брюнетка сказала почему-то шепотом, и чтобы лучше слышать, Токмаков подошел ближе. – Она это связала в своей голове. Выстрел, толчок отдачи, запах пороха и кровь. Только она …нет, не испугалась! Совсем наоборот!
– Наоборот? Что наоборот?
– Ей это понравилось, даже очень. Понравилось нести боль легким движением пальца. Боль и смерть… Поэтому она и бросила стрельбу. У нее были такие же глаза, как сейчас у тебя. Глаза волка на охоте, понимаешь, морально устойчивый?
Токмаков кивнул головой – ошалело, потому что недостреленная подруга Людмилы Стерлиговой уже стаскивала через голову свой розовый свитер. В следующее мгновение она накинула свитер Токмакову на шею:
– И сегодня она была такой же, как тогда, волчицей… Ненавижу ее!
– Она не сказала, куда пошла? – спросил Токмаков тем же хриплым свистящим шепотом, пытаясь избавиться от розового свитера, душившего как петля, и от розововатого тумана, качавшегося перед глазами и кружившего голову. Последней связной мыслью была та, что эти девушки отлично дополняют друг друга. Людмила – рослая блондинка, «челночница» – невысокая брюнетка, обе аппетитные, как свежеиспеченные оладушки.
– Послушай… – сказал он брюнетке, не зная, что сказать, и даже как обратиться. Ведь она не назвала своего имени.
Впрочем, оно и не понадобилось…
Токмаков вышел на гранитные ступени «Волжской твердыни», жадно вдохнув холодный влажноватый воздух. Голова уже не кружилась, но была легкой, как пустая бутылка. Да, и этот день в Саратове не поскупился на впечатления. С некоторой тревогой Вадим подумал, что день далеко не кончился, и крепче сжал в кармане тулупчика легкий маленький пакетик – прощальный, он боялся, подарок Людмилы Стерлиговой.