Аким Феодосьевич оказался человеком добродушным. Напоил меня чаем с пряниками. Пока трапезничали, расспрашивал, что дома делается. Потом вдруг заявил:
— Не верю я этому немцу.
Я удивленно взглянул на него.
— На шарлатана похож. В этих условиях, — Алкевич вздохнул, — нормальный воздушный шар, да еще способный нести на своем борту артиллерию, создать невозможно.
— А может, он из нашего времени? — спросил я, припоминая, что частенько авантюристы пытались вмешаться в ход времени. Вот кого-кого, а их проконтролировать сложно. Одно дело налаженная агентурная сеть в прошлом, и совершенно иное одинокие авантюристы.
— Да нет. Из этой эпохи он. Видел я его и даже по делам служебным разговаривал. Он только деньги, семьдесят тысяч рублей, запросил.
Я понимающе посмотрел на Акима Феодосьевича и вдруг воскликнул:
— Слушайте, Аким Феодосьевич, а какое сегодня число?
— Вам по нынешнему времени исчисления или по григорианскому?
— По григорианскому.
Алкевич назвал. До Бородинского сражения оставалось совсем ничего.
— А успею? — поинтересовался я.
— Если сохранить аэростат, — проговорил Аким Феодосьевич, — то не знаю, а если уничтожить, чтобы он в руки французов не попал, то вполне.
После задушевной беседы и ночи, проведенной в доме секретного агента, с бумагой с подписью самого Ростопчина (откуда Алкевичу удалось ее достать) я выехал в карете к селу Воронцову.
Бумагу долго рассматривали. Потом начали задавать вопросы. Я честно отвечал, благо накануне был проинструктирован Акимом Феодосьевичем. Затем побеседовал с немцем. А что я, собственно, хотел?
Франц Леппих действительно оказался немцем. Долго меня разглядывал, а потом прямо в лоб спросил:
— А зачем мне нужен обер-офицер Литовского полка?
— Есть опасения, что аэростат могут захватить или, на худой конец, уничтожить французы.
Немец подивился на столь дивные слова, что прозвучали из уст дворянина, как было указано в бумагах, и произнес:
— Хорошо. Делайте, что хотите, но только в мою работу не лезьте. Знаю я вас, русских.
У меня промелькнула мыслишка, что Аким Феодосьевич мог и ошибаться. Человек, что сейчас расхаживал передо мной, куря трубку, вполне мог быть попаданцем. Только не из моей эпохи. Попытаться его остановить? А смысл? Дело-то мы делаем с ним общее.
— Я хотел бы сам убедиться, господин Леппих, — сказал я, выделяя каждое слово, — в том, что воздушное судно, кое вы обещали построить государю-императору, существует.
— Что ж, это возможно, — кивнул немец. — Только у меня одно условие, граф.
Я покосился на него.
— Оставьте здесь оружие и трубку.