— А туман сможет трансфигурироваться обратно?
— Не знаю, — сникла Гермиона. Сольвейг втянула воздух, широко раздувая ноздри.
— Третий раз за год слышу от тебя эту фразу. Рекорд, — произнесла она, и ярость, звенящая в ее голосе, прорвалась пронзительным воплем. Рванулись на волю крылья, когти вспахали дерн, когда драконша, оттолкнувшись от земли, поднялась на задние лапы и обрушила передние, а также добавочную таранную мощь хвоста, на неказистое серое здание.
Фамильный склеп Реддлей, вечер того же дня
Драко не понял, что произошло. Просто в последний — в самый последний — момент, когда он уже видел, как в калейдоскопе, мечущиеся перед глазами картинки своей недолгой и странной жизни, что-то теплое, сияющее, нежное окутало его, как объятия матери, которых он не помнил, как нежное пуховое одеяло, которого у него не было — словом, как любовь Гарри, в которой он когда-то посмел усомниться. Красные щелочки-глаза стоящего напротив чудовища расширились невероятно, и в них появился самый настоящий ужас… А потом вопль, переходящий в ультразвук, полный тоски и ненависти, пропорол воздух, и черная груда рухнула на пол. Голубой свет погас, и острая боль пронзила голову Драко — на мгновение он даже потерял сознание…
И тут же какофония звуков вернула его в реальность. Оглушающий рев, уже слышанный когда-то, грохот крошащихся камней, и над этим — неуместный и дикий здесь, захлебывающийся детский плач.
Красноватый живой свет заходящего солнца хлынул в обитель смерти, и тут же померк, потому что в пролом сунулась огромная драконья морда. Несколько мгновений лишь свистящее дыхание и несмолкаемый детский рев нарушали тишину.
А потом сквозь развалы камней к пролому, к дракону, к небу ринулась торпедой огромная, узкая, бледная, как земляной червь, змея.
Но Драко уже не было до нее дело, как не было ему дела до Снейпа, бережно кутавшего нечто маленькое и вопящее в полу мантии, или до Люциуса, которого вдруг не стало за спиной Драко, или до мисс Паркер, которая исчезла в тот самый момент, когда прозвучал предсмертный крик Вольдеморта; он даже не заметил, что вместе с ее исчезновением с его щиколоток и запястий упали цепи. Драко увидел Гарри, неподвижно распростертого у подножия чертовой плиты, и рванулся к нему.
Гарри был мертв — это было очевидно, даже если бы Драко не знал, что за заклинание применил его возлюбленный. Но Гарри не мог быть мертв — это было настолько вопиющей несправедливостью, что даже Снейп признал бы ее таковой. Вцепившись в его плечи, Драко тряс его, звал по имени, пока вдруг не почувствовал ответ. И тогда он увидел темную равнину под небом, усеянным бледными и далекими звездами, и тонкую фигурку впереди. И он сделал шаг вперед, и окликнул возлюбленного по имени: