Лара сидела на колоде у птичника и, зажав коленями тушку обезглавленной курицы, ощипывала ее. Услышав стук калитки, подняла голову.
— Пришли, гои. Посмотрели? Ну, и как вам наше село?
Старики прошествовали к столу и уселись на лавку.
— По нраву нам Коломны. Хорошее село, справное, — Креслав положил посох рядом. — И люди хорошие.
Старухе понравились слова старика, она даже ненадолго прекратила ощипывать курицу:
— Это точно, хорошее у нас село, бедных нет. Если кому трудно становится, мужчины погибли на охоте или кабаны пашню потравили — завсегда помогут, и зерном и другим, чем Бог пошлет. Никого не бросят.
— И дома у вас, все такие большие крепкие, — поддакнул Ставер. — Я таких и не видел ранее.
— Правда ваша, село у нас самое лучшее, — она вдруг погрустнела. — Оттого-то и неймется попам — все хотят лапу свою загребущую на него наложить.
Старики уважительно помолчали, опустили глаза долу.
Первым не удержался Ставер:
— А что, Лара про нашего товарища ничего не узнала?
Старуха приподнялась и бросила ощипанную курицу в корыто с водой:
— Ничего не узнала. Никто не слышал, — она немного искусственно, что старики тот час же уловили, вздохнула. — Подождите уж моих, может, сын знает чего. Завтра должны уж вернуться, если опять дожди не пойдут.
Старики дружно подняли головы к небу.
— Не-е, — уверенно протянул Креслав. — Ведро накрепко установилось. Как бы теперь жарить не начало.
— У нас вечно из края в край бросает, — поддержал товарища Ставер, — то мокро, то жарко.
Старуха поставила на уличную под навесом печку казанок с курицей и сыпанула в него добрую щепоть соли:
— Скоро харчиться будем. Вот сготовится и сядем.
Старики непроизвольно и почти одновременно сглотнули слюну.
Кленка горбился над очередным заказом — снова сапоги, когда к нему в будку заскочил глашатай из церкви. Только что прошел громкий и долгий ливень, посыльный, видать, от него не укрывался и сейчас по лицу и по рукам его стекали тонкие ручейки воды. Это был Васька-сирота, лихой и придурковатый, расхлябанный, будто совсем без суставов, он гнулся и сгибался во все стороны, чем и заработал место у церковного пастыря на побегушках.
— Чего сидишь? Не ведомо тебе разве, что в храме служба? Колокола не слышал? Все, кому истинный бог дорог, уже там, — он широко перекрестился и тут же снова ухмыльнулся. — Ну, дак чего передать батюшке?
Кленка поднял голову от обувки и недовольно глянул на долговязого парня:
— А чего это батюшка за раба божьего так запереживал? У него что, кроме как за меня, больше не за кого волноваться? Да и некогда мне — работы полно. — Кленка снова натянул сапоги на колодку и повел ножик по широкой подошве, срезая лишнего.