Вечером мы высадились на полустанке и через бор направились в деревеньку.
Вяхирь прихварывал, с нами зоревать отказался, но пообещал свести за полночь в отменные места. Дед божился, что там косачей, как саранчи.
Смолин посмеивался одними глазами: «Знатно сочиняет дед!».
Перед зарей старик повел нас в лес, рассадил по разным балаганам, сказал: «Ни пуха ни пера!» и ушел в деревеньку.
Прежде, чем развиднелось как следует, я немного пострелял. На бурой земле чернел сбитый косач, несколько птиц застряло на голых ветках.
Выстрелов Смолина я почти не слышал и решил: у него пусто. Жаль. Хотел уже выбираться на волю, подтянул ружье, патроны и… замер.
В том краю, где сидел Смолин, раздался длинный, звонкий, переливчатый, рокочущий звук… еще… еще… и вот уже по всему лесу понеслось боевое бормотанье косачей! Казалось, рыдая и хохоча, воркуют рядом где-то огромные незнаемые голуби.
Но вот звуки смолкли, и уже тише понеслись оттуда странные двусложные крики, в которых свист и шипенье тесно сплелись меж собой.
— Чуффффы! Чуффффы! — стонали в весеннем ознобе косачи.
Я ждал выстрелов.
Но Смолин молчал.
Я посмотрел сквозь дыры в шалаше и увидел: Смолин стоит рядом и посмеивается. Быстро выбрался я из балагана, обрадовался: можно разогнуть, наконец, затекшую спину.
Смолин был не один. Рядом стоял пожилой лейтенант милиции, много лет бессменно работавший в районе. Возле него переминались с ноги на ногу два милиционера.
— Собирай дичь, — сказал капитан. — Есть дело. Потом постреляем.
Тут только я заметил: на удавках и в сетке товарища — около десятка косачей.
Мы быстро собрали моих птиц и заспешили к опушке.
Работники милиции оказались тут не для забавы.
Вчера вечером из города в район ушел крытый грузовик. В его коробе лежали часы, серебро, шелк для сельского универмага.
Шофер спешил и выбрал дорогу покороче, лесом.
Ночью отказал мотор. Водитель промаялся до утра, на зорьке проверил замок короба и бросился в соседнюю деревушку за помощью.
Когда вернулся к машине, увидел: замок сорван, а короб пуст. Через час сюда на мотоциклах примчались милиционеры. Не успели приступить к делу, услышали выстрелы и вышли на Смолина.
Увидев следователя, участковый обрадовался: не примет ли участие в сыске?
Вскоре мы уже подходили к машине, на подножке которой грустил водитель.
Разглядев нас, он оживился и стал подробно рассказывать все, что мы уже знали.
Смолин начал сыск немедля.
На сыроватой земле отчетливо виднелись следы людей, обобравших машину. Капитан пошел вдоль дорожки следов и вскоре очутился на вспаханном поле. Здесь отпечатки стали еще глубже. Смолин медленно двигался по следам, часто возвращался назад, иногда даже ложился на землю, в упор рассматривая дорожку. Он достал неведомо зачем взятый на охоту складной металлический метр и то измерял им следы, то выбрасывал из углублений куски чернозема.