Из разговоров с врачами поняла, что попала в больницу после неприятного инцидента. Было это насилием или все случилось почти по обоюдному согласию, врачи не выясняли. Общеизвестно, частичная амнезия, как правило, вышибает именно критические, травмирующие психику, воспоминания, цепляя по ходу и остальное. Тем более, что, как выяснилось, у девчонки, несмотря на малолетство, оказалась вполне активная взрослая жизнь.
«Ну, знать, сама выбрала. Дело хозяйское, — рассудили привычные ко всякому «аварийщики тысячекойки». — А раз уж менты криминала не нашли, то наше дело десятое. Меньше бумажек. Только заикнись, так потом адвокаты, следователи экспертизами и объяснительными замордуют».
Придя на процедуру Оля терпеливо дождалась своей очереди и вошла. Сестра глянула в книжку, умело срезала подсохшие бинты. Но кожа лица, стянутая, как думала Оля, марлей, почему–то не почувствовала облегчения. Нитки вынимала не так ловко, но тоже быстро. Несколько раз прилично дернуло болью, но Оля стерпела.
И как? — поинтересовалась у сестры пациентка.
— Нормально, — глядя в угол, отозвалась, сжав губы, медичка. — Все зажило, нагноений нет. Вы свободны.
Олю удивила сухостью ответа. Однако, решила не обращать внимания. Выйдя в коридор присела на стоящий рядом диванчик. И услышала, как за дверью прозвучал отчетливый голос медички. Видимо телефон в кабинете не отличался качеством, поэтому сказанное можно было расслышать даже не напрягаясь.
- .. Каждое ночное дежурство пьяный. Только и называется, что хирург! Да козел он… Вечно, нажрется и под халат лезет. Отбиваться замучилась. Так он еще и девчонку изуродовал. К нам с «травмы» попала. Изнасиловали, и лицо бритвой порезали. Жаль девочку. Ей еще жить да жить, а этот коновал даже края заровнять поленился, сволочь очкастая. Кому она теперь такая…
Дальше Оля не слушала. Незряче натыкаясь на пациентов и врачей, побрела в палату.
Вошла, и тут же повисла тишина. Так же тихо было, когда умерла тетя Маша, та самая старуха, Олина соседка.
Охнула и мгновенно уставилась в окно поступившая с бытовухой, девчонка. Вильнув взглядом, уткнулась в кроссворд лежащая у окна толстуха.
Оля оглянулась. Наконец увидела маленькое, круглое, стоящее на непрочной проволочной ножке, зеркальце.
Петровна дернулась, чтобы перехватить, но не успела. Оля поднесла стеклянный кружок к глазам, и охнула. В потрескавшейся амальгаме отразилось не лицо. Изорванная рваными шрамами рожа не могла быть лицом. Одна губа, хищно разрезанная пополам, открывала ряд зубов, зато другой уголок, свернутый в узел, заставил содрогнуться в отвращении.