А еще мы любили стихи. Началось это, когда Юрию было лет шестнадцать, столько же и Мишке Надёжину, его близкому другу. Миша со школьных лет увлекался историей и литературой. Он принес нам «Александрийские песни» М. Кузмина. Потом любимыми стали Бальмонт, Блок, Ахматова, Шершеневич… Юрка и Миша наперебой декламировали полюбившиеся стихи везде, где бы мы ни находились: на песке у моря, в лесу, на сеновале. Я хоть и не вошел еще в их возраст, но увлечение стихами разделял. До сих пор странная моя память вдруг выдает строфы и целые стихотворения, запомнившиеся еще тогда со слуха.
Юра и сам пытался писать стихи. А началось это так.
Однажды к крыльцу нашего дома в Лебяжьем из Ораниенбаума подкатила извозчичья пролетка, в ней Юрий в форме прапорщика, скрипит новыми ремнями, блестит погонами. Рядом с ним наша троюродная сестра Наташа Вейтбрехт, начинающая актриса. Она была на редкость красива, ее фотографии были выставлены на Невском сразу в трех ателье, а Наппельбаум дал ее портрет в своем фотоальбоме с подписью «Красавица». Юра приехал в отпуск на две недели после окончания Михайловского артиллерийского училища, а затем должен был ехать на фронт. Как я ни звал Юрия на футбол и на теннис, он не соглашался. Было ему решительно наплевать на меня и на Мишку тоже. День и ночь бродил с Наташей то в лесу, то в поле, чаще всего уходили в море на парусной шлюпке. С Юрой мы почти не виделись, только как-то вечером, когда Наташа на несколько дней уехала в город, Юрий сказал: «Послушай, что я написал», — и прочел мне стихи, которые показались мне тогда верхом совершенства. Эту пробу пера привожу по памяти.
Все бы пел да и пел безнадежность,
И на сердце боль и покой.
У меня есть к тебе только нежность,
Как красивый цветок полевой.
Узкий парус, как вестник разлуки,
Распустился упругим крылом,
Я смотрю на любимые руки,
На волны прихотливый излом.
Твои губы, твои поцелуи
Я не знаю и буду ли знать.
Эти длинные пенятся струи,
Беспокоится водная гладь.
Белогривые волны — выше!
Черный полог несет гроза.
Только голос твой милый слышу,
Смотрюсь в твои глаза.
О судьба моя, о безнадежность!
Мне раннюю смерть готовь,
Ведь такая глубокая нежность
Называется просто: любовь.
Обстоятельства были печальными — брат уезжал на фронт.
Мы встретились с ним не скоро — в Самаре. Туда был эвакуирован из Петрограда университет. Мать была доцентом романо-германского отделения, мы с сестрой поехали с ней. Отец и Юрий появились в Самаре, когда Красная Армия выгнала белочехов. Брат стал преподавателем во Всеобуче, я служил электромонтером на трамвайной подстанции, дежурил по суткам на умформере. Оба увлекались спортом. Юра тренировался сам по легкой атлетике, а я, окончив еще в бассейне Морского корпуса школу плавания, бесконечно болтался в воде. Состоялась Первая Поволжская олимпиада. Юрий занял первое место в беге на 1500 метров, я был первым в заплыве через Волгу. Кстати, для меня это было очень просто и потому как-то нечестно. Здоровые ребята-волгари после старта мощно проплывали сотню-полторы метров саженками, высовываясь по пояс из воды и даже картинно прихлопывая ладошками, и быстро уставали. Я спокойно проплыл от берега до берега классическим в те годы брассом — горизонтальные кисти и резкий кивок головой под воду. За мной на финиш добрались из числа стартовавших чуть больше половины. Остальных на порядочной волне забрали лодки.