— Тебе понравилось? — Это всё, что она спросила.
— Я пока не поняла, — честно ответила я.
Мама засмеялась:
— Да, естественно. Ты ведь только что познакомилась с ними. Не стоит специально стараться привыкнуть к ним, — добавила она.
Почти весь месяц мы не спеша укладывали вещи, готовились к переезду. Иногда ходили в гости в «Хару». Обедали там или пили чай.
По утрам, когда была хорошая погода, мы ходили гулять на берег моря.
Часто днём мама отлынивала от сборов и играла на пианино. Однажды она даже заплакала, пока играла.
— Знаешь, жизнь — очень жестокая штука, — сказала она, когда я спросила, почему она плачет. У неё были грустные глаза, а на губах улыбка.
— Но ведь надо двигаться вперёд… — сказала я.
— Это точно! — ответила мама. Так же грустно, но с улыбкой на губах.
В конце августа я вернулась в общежитие. Как приехала, сразу написала маме письмо. Вот оно:
«Дорогая мамочка! Как дела? Эти летние каникулы были очень хорошие, правда? Я думаю, что ты правильно сделала, решив вернуться в Токио. В Токио все были очень добры к нам. Я хочу, чтобы у тебя началась новая жизнь. Ты у меня очень красивая, и, может быть, ты встретишь человека, которого полюбишь.
Я приеду к тебе на каникулы. Пусть у тебя всё будет хорошо. Твоя Соко.
P. S. Ты тоже — моё сокровище».
•
Вот я и перебралась в Токио.
Для чего я встаю по утрам, для чего я ем, для чего я хожу на работу? Как и раньше, я совершенно не знаю, для чего я всё это делаю. Я живу только ради того, чтобы увидеться с Ним ещё один раз. Может быть, за это меня осудит Соко, может быть, это расстроило бы Его, но больше мне ничего не нужно в этой жизни.
Я устроилась на работу администратором в ресторан классической японской кухни и в недорогое кафе, где готовят стейки (там я играю на фортепиано). Вернувшись в Токио, я была поражена, как дорого стоит снимать здесь квартиру.
Мне уже абсолютно всё равно, когда я умру. Честно.
По выходным я иногда захожу к родителям. Мне кажется, всё, что связано с их домом, всё, что там есть — не моё прошлое, а чьи-то чужие воспоминания. Например, воспоминания отца или мамы… Или воспоминания уже ушедшей из этой жизни, умершей меня самой.
Вечера я провожу за выпивкой. Для меня было просто чудо, что тот бар до сих пор работает. Тот бар, где мы с Ним пили «Сицилийский поцелуй». Всё, что нас связало, началось именно в том баре.
На пианино я теперь играю только на работе, и Рода Стюарта слушать больше не в состоянии. Все те вещи, которые помогали мне и оберегали меня раньше, здесь, в Токио, кажутся фальшивыми. Музыка перестала быть моей отдушиной, да и Соко уехала далеко, в свою жизнь.