– Сарацины?
– Да уж, наверное, не эскимосы!
– Не кто?
– Отстань, а, брави? Дай подумать, что делать.
Один отстал – другой пристал. Теперь уже Хабибулла, услышав свое имя, наседал с расспросами.
– Василий-Вацлав, кто? Кто это? – требовал Хабибулла по-татарски.
– Дружки твои, – буркнул Бурцев. – Сарацины. Ты это… спроси, чего им от нас надо.
Массированный обстрел из луков, арбалетов, пращи и самострела-шарикомета тем временем прекратился. Послышались воинственные крики, топот копыт. Лошади и верблюды противника приближались к валуну-укрытию. Начиналась атака…
– Айза э?![20] – заорал из-за камня Хабибулла.
Наверное, услышать арабскую речь от людей с немецкого катера здесь никак не ожидали. Крики и топот стихли. Хабибулле ответили.
– Мэ хэза?![21] – расслышал Бурцев.
– Эсми Хабибулла ибн Мохаммед ибн Рашид ибн Усама ибн… – громко и торжественно затянул араб.
Когда он наконец закончил, воцарилась тишина. Только море за спиной по-прежнему шумливо боролось со скалами. Да совсем-совсем близко всхрапывали кони. И топтались верблюды.
– Валлахи?[22] – недоверчиво поинтересовался кто-то из нападавших.
– Валахи! – Хабибулла бесстрашно поднялся над камнем.
Стрелы в него не летели. Камни и убийственные шарики – тоже. И грозных воинственных кличей больше не звучало. Зато воздух содрогнулся от многоголосого радостного вопля.
Елки-палки! Похоже, Хабибулла ибн… ибн… ибн… в этой буйной компании – свой человек.
Полный триумф! Причальный камень, до сих пор служивший им укрытием и имевший неплохие шансы стать надгробием, обратился в трибуну. Хабибулла стоял на валуне в позе кандидата, победившего, как минимум, на президентских выборах. Бородатое лицо со шрамом – воплощение харизмы, обе руки воздеты над толпой. И разрубленная эсэсовская рубашка с нацистским орлом на груди… Да уж!
Шумливые соплеменники обступили араба тесным кольцом. Хабибулла говорил со всеми сразу и с каждым в отдельности.
Освальд обнимал Ядвигу – целую, невредимую. Это было похоже на чудо: снарядик сарацинской аркабаллисты, влетевший в рубку катера, шарахнул по «шмайсеру». В результате пистолет-пулемет превратился в бесполезную железяку, а державшая оружие кульмская красавица отделалась легким испугом. Бывает… Бурцев молча чесал в затылке. Дружинники хлопали глазами, недоуменно озираясь вокруг. Ну, разве что Сыма Цзян не хлопал. Китаец кивал каждому встречному-поперечному и твердил без умолку:
– Саляма-алекума, саляма-алекума…
Странно, но арабы ему отвечали. Как положено – «Алейкум ассалям».
С полсотни европейских рыцарей, незнамо как затесавшихся в сарацинскую рать, тоже, кажется, не совсем понимали сути происходящего и не спешили прятать клинки. Обстановка, впрочем, разрядилась, как только предводитель рыцарского отряда – давешний всадник в шлеме с забралом и «фатой»-наметом – разглядел в общей суматохе Жюля.