Закон Талиона (Пригорский (Волков)) - страница 51

"Ну и хер с вами, — подумал парень, — мне тоже на вас…!"

Он и раньше не считал себя последним дураком, но этим днём, стоя на карачках со спущенными штанами, будто разом повзрослев на десяток годков, он по-своему истолковал для себя бытующую в народе мудрость: "Простота хуже воровства".

Потихоньку зеки в камере угомонились…А потом за ним пришли.

Илларион, лёжа на нарах под ветхим одеялом, мысленно творил молитву богу, в кото-рого пока не верил. Мистически совпав с последним аккордом благодарственной полуноч-ной мессы, созвучно лязгнул замок, двери нехотя открылись, прошелестели растянутые, не-ровные шаги, затихшие рядом с его лежанкой. От кончиков пальцев на ногах, прокатившись по животу, в голову ударил страх непонятный, неосознанный. Чуть позже явился проблеск: " За мной! Кажись, хана!"

Кто-то легонько тронул его за плечо и произнёс зловещим, как тогда показалось, шёпотом:

— Эй, малый, подымайся, пошли, дело есть.

"Не встану, — подумал Ларик, — пусть здесь режут. И почему вертухай пропустил?"

— Не ссы покуда, — настойчиво прошипел кто-то, и жёсткие пальцы ухватили его за ухо, — давай живей, люди ждут.

"А я на тот свет не спешу", — подумал Ларик, но послушно сполз с лежака.

— Портки натяни и на выход, — подсказал посыльный, — я на воздухе покурю покуда. Да-вай!

"Давай. Покуда…, - беззвучно шевеля губами и резво влезая в робу, передразнил па-рень, — Ни убежать, ни спрятаться. Захотят бл… — уроют. Хошь, не хошь, а идёшь, как телок под нож".

"На воздух" он вышел на подгибающихся ногах, испытывая самый натуральный жи-вотный ужас. Себя не обманешь даже в воспоминаниях. Разве что не обделался. Много ли надо восемнадцатилетнему пацану, хоть и с детства знакомому с блататой? Сначала удар по башке, потом испытание ужасом насилия, после которого будешь припечатан петухом на веки вечные, потом загадочное молчание, потом….

Последнему фраеру понятно: после отбоя по зоне не погуляешь: с вышки грохнут за милую душу, и даже глянуть не спустятся — кого. Значит, всё схвачено. Значит, серьёзные люди ждут. Не лагерное начальство, но…, как посмотреть. А ему чего от них ждать? Может, дёрнуть? Куда?!

Илларион сразу просёк: будет правило. Судить, значит, будут. Чем закончится? Оттуда его запросто могут вынести по кускам. Дико хотелось жить.

Бараки для заключённых — девять штук — располагались параллельным строем, шагах в тридцати один от другого, и огораживались персональными заборами из колючки с ворота-ми в торцах, выходящими, все на одну сторону. Меж колючими оградами оставались прохо-ды шириной в пять метров — этакие сквозные коридоры. Вокруг бараков свободное про-странство, а дальше вышки и периметр, тоже из колючки, только в два ряда и с путанкой по верху. От бараков до вышек приблизительно метров сто. Пару дней назад Илларион, впер-вые увидев вышки, колючку и прочую охранную тряхомудию, удивился: "А на хера? Всё равно ведь на лесоповале без конвоя?" Но с расспросами не полез: надо, так надо.