— А я так слыхал, его Вишну-Опекун своими ручками изволил приложить за дерзость.
— Иди джунглями...
— Ну, слава Вишну!
— О, воистину, приближается эра Мрака – благочестие иссякает, народы впадают в блуд и разврат, смешиваются варны, цари становятся жестоки и алчны; должные защищать подданных, они грабят, насилуют и оскверняют, уподобляясь чандалам. В горе предвижу – застонет Великая Бхарата, омоется кровью родичей, разверзнутся бездны... заплачут статуи в храмах... светила падут с небес...
— Так, брахманам больше не наливать... Ну, слава Брахме!
— А чего? Пущай хоть и Бледнычи будут... Чем хуже-то? Один раджа, другой раджа – поборы те же, свары те же... Ох, помню, гуляли царевичи – щепки летели! А пили, пили-то как! В один дых! Сразу видно – дети богов. А боги – это вам не... это вам не люди! Вот взять, скажем, Индру. Как поддаст сомушки, как пойдет асуров драть!..
— Ну, слава Индре!
— Вот кого на трон-то, люди...
— Индру? Так он и есть на троне. Восславим!
— Да не Индру, а Пандавов...
— Чего? Чего ты брешешь, сукин кот? Крамола! Люди, крамола! Хватай его! Бей!
— Ты погоди руками махать, а то я тебе размахнусь...
— Ну, слава Агни!
Волчебрюх плелся по лесу, снедаемый желанием найти какого-нибудь ракшаса и расколошматить его в блин. При этом он рассуждал вслух, по опыту зная, что этим скорее приманит людоеда, чем отпугнет, так что ночные зверьки, шурша листвой, следовали за ним и внимали умозаключениям второго из Пандавов.
— Вот, – сетовал Страшный, прерывая излияния глубокими вздохами и бычьим сопением, – старшенький с женой, близнецы друг с дружкой, Арджуна с этим своим... как его? Да... Да. Пропал человек. Эх, Красавчик... Какой был человек! А пропал. Вот что любовь делает... А я один. Один я один. Один... как лингам.
Утром Бхима непонятно с чего повздорил с Красавчиком: что-то с братом, не иначе, стряслось, а то чего бы тот на людей кидался? Всего-то дел было: смотрел.
— Я, кажется, кого-то убил, – ввалившись в трапезную, сообщил Страшный.
— Съел? – уточнил Арджуна.
— Нет... – растерялся Волчебрюх.
— Уже хорошо, – хмыкнул Серебряный и отвернулся. В этот момент Бхима и высмотрел на братней коже недвусмысленные отметины, – а то не миновать бы Красавчику вразумляющей оплеухи. “Небось полночи друг друга по-всякому – и мистически, и символически, и духовно”, – завистливо подумал Страшный.
— Что ты так меня разглядываешь? – раздраженно потребовал Арджуна. Кришна в порыве страсти прокусил ему губу, и Сребрец с утра был не в духе.
— Да вот думаю... – несмело начал Страшный.
— Неужели?!