— Теперь, Наташка, я уже не горю желанием вылечить абсолютно всех больных, — с грустью поведал Миющенко. — И сделать все больницы полностью оборудованными, а всех врачей, берущих взятки, упрятать в тюрьму. Потому что это бред, Наташка. Это не врачи виноваты, а си-сте-ма! Понимаешь? Система! А я просто винтик в этой системе. А у меня жена и двое детей, старший женился два года назад, я уже дед! И до пенсии хочу доработать спокойно и с чистой совестью уйти на отдых. На заслуженный, поверь, отдых! — поднял он палец. — Я сделал многое. Даже несмотря на то, что ничего не смог изменить в целом, в частности сделал многое. Как для больницы, так и для самих больных. И тебе советую то же самое. Поверь, здесь вполне можно работать и делать то, чему тебя учили. Вот ты врач?
Наташа осторожно кивнула. Она уже не была в этом уверена до конца.
— Да врач, врач! Ну, будущий, — уточнил Миющенко. — Девчонка ты способная, я к тебе давно присматриваюсь. Так что делай свое дело, учись, оперируй и ни о чем больше не думай! Не вздумай ты гоняться с наказанием за медсестрами, которые кладут себе в карман стольники, или за санитарками, которым суют шоколадки…
— Я вовсе не… — попыталась было возразить Наташа, но Миющенко перебил ее:
— Молчи! Мы тоже берем. И я в том числе. И тебе могу сказать прямо, пока мы вдвоем: будут давать — не отказывайся! С какой стати? Поверь, есть люди, которые получают гора-аздо больше, чем мы с тобой. Гораздо. И нам до них, как до неба. Вот так.
Он поднялся с дивана, ободряюще хлопнул Наташу по плечу и вышел из ординаторской, чуть покачиваясь. А через десять минут его срочно вызвали в операционную, куда привезли из районного центра десятилетнего мальчика с перитонитом, у которого уже начался сепсис, и он был в таком плохом состоянии, что дежурный хирург не решился браться за операцию самостоятельно и пригласил старшего, который, по счастью, задержался в тот вечер в больнице только для разговора с Наташей. И Миющенко сделал операцию, и сделал настолько грамотно и виртуозно, что через три недели мальчик, уже окрепший и порозовевший, благополучно выписался вместе со счастливой мамой.
Наташа видела, с какими глазами благодарила та женщина старшего хирурга, как порывалась обнять его и торопливо совала в карман халата белый конверт. И еще видела, как Станислав Михайлович сунул ей этот конверт обратно и посмотрел так, что женщина смутилась и, послушно кивнув, пошла вместе с сыном к выходу, к ожидавшему их уазику…
Все это вспомнила сейчас Наташа Краснова, сидя на диване в ординаторской. Да, за это время очень многое изменилось в ней. И практически ничего — в больнице. Каждый день поступали новые больные, и она, уже не думая о спасении всего человечества, просто пыталась помочь им в сложившихся условиях. Она научилась обходиться иными средствами, когда в очередной раз ломался старенький томограф, научилась ставить диагноз, полагаясь не только на знания, а на внутреннее чутье, и набрала определенный опыт.