Данскин включил дальний свет и выехал на дорогу.
— У них других забот полно. Наших номеров у них в ориентировке нет, так что нас они не тронут.
— Антейлу следовало бы предупредить их.
— Если остановят и вытащат из машины, — сказал Данскин, — не сопротивляться и не выступать. Антейл потом все утрясет… Тебя это тоже касается, — повернулся он к Конверсу.
Поворот за поворотом дорога шла вниз в сплошной темноте. В горах было много оленей, и несколько раз Данскину приходилось останавливать машину и выключать дальний свет, пережидая, когда те перейдут дорогу. Смитти уснул на заднем сиденье.
Конверс тоже задремал, когда почувствовал, что Данскин толкает его под локоть.
— Расскажи чего-нибудь, — велел Данскин.
— Зачем?
— Затем, что я засыпаю. Расскажи чего-нибудь, чтобы я разозлился.
Конверс секунду смотрел на него, потом откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза.
— Конверс!
— Да?
— Меня девять лет продержали в дурдоме, знаешь об этом? За насильственное действие.
— Может, не стоит вспоминать об этом? — предложил Конверс.
— Не хочешь послушать?
После некоторого колебания Конверс ответил, что не хочет. Сказав это, он тревожно скосил глаза на Данскина. Он смутно видел его лицо, освещаемое только приборной панелью, и ему показалось, что Данскин улыбается, хотя не был в этом уверен. Конверса пробрала дрожь.
— Ты меня уже поразил, — сказал он Данскину. — Прибереги свою историю для кого другого.
— Тебя когда-нибудь сажали за решетку, Конверс?
— Никогда.
— Тогда ты еще целка. Жизни не видал.
— Да нет, видал, — ответил Конверс.
— С шестидесятого по шестьдесят девятый я просидел за решеткой.
— Много чего пропустил.
— Думаешь? — Данскин презрительно фыркнул. — Ничего я не пропустил. Все, что было снаружи, парень, происходило и внутри. Иногда даже начиналось там, а уж потом перекидывалось на улицы.
— В это я могу поверить.
— Когда я попал туда, Конверс, меня сунули в карцер. Там уже сидел парень — он сожрал все, что было при нем. Даже матрас. Руку твою мог сожрать.
Конверс понимающе кивнул.
— Там я научился быть послушным. Меня таскали к психиатру, который старался взбесить меня, и тогда его громилы били меня башкой о стену. Я улыбался… В конце концов меня перевели в общую палату. Там было хорошо. Медсестры, разные наркотики. Я прошел через все, Конверс, — ничего не пропустил, как ты думаешь. Там были придурки, выступавшие за гражданские права. Был парень, который поселился в гостинице в Мобиле, питался одними маисовыми лепешками и пытался передать энергию своей любви всей Алабаме. Был среди нас поэт-битник, который разукрасил свой твидовый спортивный пиджак кусочками салями. Был и настоящий мистер Чистюля