— Разрешите, — сказал Жолио, вскочив из-за стола. — Нет, это не телефон, это звонок радио — нового, гениального изобретения. Этот призыв означает, что передает башня…. Двенадцать двадцать? Это анормально. Что случилось?
Он сел за столик, заставленный сложными аппаратами, и стал передвигать рычажки. Зажглись лампочки. Надев на уши приемник, он, скосив глаза, посматривал на нас удивленно,
— O-o-о! Подумайте! — прошептал он среди всеобщего напряженного внимания. Потом бросил нам — Сенсационные новости! Хотите послушать?
Затрещал коммутатор, и из громкоговорителя зазвучал, с половины фразы, голос:
«…пустошения в Северной Атлантике. Семь отчаянных призывов только что услышаны нашими береговыми постами в последние полчаса. Предшествуемый валом огромной глубины, циклон приближается со скоростью более ста километров в час. «Лютеция», принадлежащая компании «Гунар», с частыми резкими перерывами сигнализирует, что вдали показался водяной смерч и пары, доносятся страшные взрывы, повидимому, подводных вулканов… До свиданья господа, до свиданья! В 14 часов новая передача с дополнительными подробностями… Повторяю для тех, кто еще не слышал. Алло, алло, передает Эйфелева башня. Неожиданный циклон опустошает Северную Атлантику. Семь отчаянных призывов…»
Жолио дал голосу договорить до конца. Охваченный волнением, я смотрел на Фредерику Кобулер. Она сидела на диване, выпрямившись; глаза ее, выражавшие болезненную тревогу, были обращены на меня. «Звезда» устремила взоры в пространство и совершенно равнодушно нюхала свою пурпуровую гвоздику. Швейцарский профессор мерно попыхивал папироской.
Голос умолк. Но коротким и внушительным «шш» Жолио прервал наши восклицания и комментарии. Он орудовал со своими аппаратами. И громкоговоритель начал снова. Но теперь это были непонятные для профанов резкие модуляции аппарата Морзе. С карандашом в руках режиссер записывал в блокнот.
— Еще призыв. С норвежского транспорта[3] «Осло», — объявил он наконец.
Потом по другой волне звук, подобный детскому рожку, прогнусавил:
— Еще одна потеря. Морской пароход «Св. Анна» из Пэмполя…[4].
Потребовалась вся настойчивость его жены, чтобы оторвать «беспроволочника» от его страсти и напомнить ему о требованиях гостеприимства:
— В сущности, конечно, мы это скоро узнаем из передачи Эйфелевой башни…
И, повернувшись к нам в кресле, он воскликнул:
— Ах, какое несчастье, что передача картин на расстояние находится еще в зачаточном состоянии. Я уверен, что лет через десять будут существовать аппараты, которые дадут возможность у себя дома, в Европе, видеть зрелища, которые «накручиваются» там, в Атлантическом океане, за три тысячи: километров. Это должно быть чудовищно восхитительно!..