— Не каркай, — хмуро оборвал Сенька.
Шпынова боялись все. «Без причины не налетает, а налетит — держись!» — говорили о нем старые рабочие. Мы присмирели.
«А не убраться ли подобру-поздорову в цех на место?» — начал подумывать я, но было поздно: Шпынов уже шел к нам, покусывая кончик светлого уса. У входа в цех он остановился, посмотрел по сторонам и обратился к семенившему за ним Волокитину:
— Так где же ваши забастовщики, Иван Васильевич?
— Вот-с, — указал на нас Волокитин.
Начальник прокатки нахмурился, посмотрел еще раз направо, налево, даже вверх взглянул и возмутился:
— Где? Говорите ясней! Не вижу!
— Вот-с, эти-с…
— Что-о-о?! — брови Шпынова взлетели на лоб. — Эти?! Шутить изволите, милостивый государь!..
— Помилуйте-с, Николай Николаич, какие шутки! Мальчишки-с, хамы-с, забастовку объявили…
Начальник прокатки запыхтел:
— Ну-с, допустим… Так кто же организатор и зачинщик этих… с позволения сказать, забастовщиков?..
— Вот-с! — Волокитин схватил за шиворот одной рукой меня, а другой Сеньку. — Они-с!
Шпынов усмехнулся, глядя на нас, и спросил несердито:
— Ну, так с чего же это вы задурили, господа зачинщики?
Сенька, немного путаясь, но в общем толково изложил всю историю. Начальник прокатки все усмехался. Эта усмешка успокоила меня, и, когда Сенька кончил, я вставил свой аргумент, казавшийся мне самым убедительным:
— Нас не по закону оштрафовали! Штрафы отменили в пятом году. И в книжках про то написано.
— О! — удивился Шпынов. — Да ты, брат, ученый?! И что ж, читал ты эти книжки?
— Читать не читал, а люди сказывали, — объяснил я.
— Так-так, учитесь, Иван Васильевич, у своих «забастовщиков», они пятый год лучше вашего помнят…
— Николай Николаич! — закричал рабочий из прокатки и, подбежав к Шпынову, что-то сказал ему на ухо.
Шпынов побагровел и заторопился в прокатку.
— Николай Николаич! — в отчаянии уцепился за него Волокитин. — А как же со штрафом-то быть? Наказать же их надо-с, для острастки-с…
Начальник прокатки круто повернулся и рявкнул прямо в лицо обомлевшему Волокитину:
— К чертовой матери! Отменить сию же минуту штраф! Тут без конца аварии с оборудованием, а вы мне рабочих мутите штрафами своими дурацкими!..
Помолчал секунду и выразительно закончил:
— Чучело!
Удивительно коротким показалось мне лето 1913 года. Вырваться в лес, на реку — в тишину, в прохладу, где, кроме птичьего гомона, ничего другого и не слыхать, — удавалось ненадолго. А потом опять завод: духота, дым, грохот и работа — до ломоты в плечах, до кровавых кругов перед глазами. Теперь особенно понятным стало давно известное слово «чертоломить», то есть работать не разгибая спины.