— Давай дальше! — крикнул Усач, сверкнув глазами в сторону Храпова.
— Середина не доработана… А последние строки такие:
Мы уходим в волны моря,
Путь опасен и далек…
Но мы знаем, нас прикроет
Краснозвездный ястребок!..
Короче говоря, получится хорошо. Дайте время!..
Горлов ядовито заметил:
— Время для доработки ему действительно нужно. Рифма люфт имеет.
— Где? Какая? — самолюбиво вскинулся Панов.
— Спокойно! — поднял ладонь Горлов. — «Далек — ястребок» — куда ни шло, банально, но принимаю… Но «моря — прикроет» — того-с…
Панов возмутился:
— В поэзии это не рифмой называется, а ассонансом!
— Да леший с ней, с рифмой! — заступился Усач. — Кто придираться будет!
— Догадаются, что не Пушкин писал! — поддакнул Горлов и повернулся к Панову: — Выдумаешь тоже: ассонанс! Это для тех, кто рифму подыскать не умеет. У одного — ассонансы, у другого — диссонансы. Эхма!.. А впереди — бой!
Панов, снисходительно улыбаясь, рассматривал Горлова.
— Ну чего уставился? — напал на него Горлов. — Мы на ученом языке в городе Одессе тоже разговаривать могли. Всякими ассонансами да диссонансами нас не возьмешь! Когда я на штурмана сдавал и проваливался, помню, оптику отвечал. Пошел я на экзамене врезывать этакие экзотические словечки — страх вспомнить! Про бинокль меня спросили. Бинокль, говорю, в своей оптической части, при повышенной стереоскопичности, имеет коррекцию, то есть свободен от дисторсии и комы, является современным анастигматом, с исправленной хроматической абберацией по оптической оси на синюю часть спектра!..
Громкоговоритель прервал неожиданное веселье. Поступил приказ занять боевые посты.
Через несколько минут корабль снялся со швартовых и ушел в поход.
* * *
Свежий ветер перекатывал невысокие волны. Порой он затихал, потом вновь усиливался и запевал песню: глухим басом — в расчехленных дулах орудий и дискантом — в антенне и рангоуте.
Басовый гул сопровождающих самолетов терялся за шумом и плеском воды. Летчики шли высоко над облаками. Они держали под контролем непогожее, с всклокоченными облаками небо над кораблями.
Шведов возился с расчетами.
— Курс? — поминутно спрашивал Сазонов.
— Триста. Остается пять миль до второй зоны и десять до границы двадцать первого квадрата.
Сазонов внимательно прислушивался, глядя на небо. Изредка до него долетал рокот истребителей, шедших за плотным слоем облаков.
Вот он уловил далекий, но хорошо знакомый дробный стук авиапушки, почти терявшейся в шуме моря.
— Слышишь что-нибудь? — спросил он Шведова.
— Нет, ничего…
— Видимо, наши летчики бой завязали.
Шведов, как ни прислушивался, ничего не слышал. Он решил пошутить: