Командир наш, прячась в свой люк, замешкался, должно быть, чуть-чуть, и ему вырвало порядочный клок мякоти из шеи. Кровь полилась на гимнастерку. Включаю верхний плафон: артерия, к счастью, не задета. Смазал Петру кожу вокруг раны йодом и туго забинтовал шею индивидуальным пакетом. Во время перевязки Петр возмущался: «Ну что за напасть такая? Не успеешь начать воевать — тут же ранят!» В санчасть он обращаться не стал.
Переждав немного, принялись за маскировку во второй раз — и опять полетели мины. Тогда командир приказал плюнуть на это дело и отдыхать: ночью маскировка не нужна, а придется ли до утра здесь простоять — неизвестно. Первым бодрствовать он назначил себя, так как все равно боль не давала ему покоя, а напарником взял Лапкина. Прикорнули в машине. Но поспать так и не пришлось: «ишак» «сыграл» за ночь не один раз. Последний его залп раздался перед рассветом, когда у колодца, через два двора от нас, кто-то забренчал ведрами. Мины легли вдоль улицы. Когда стихли взрывы, от колодца донесся стон. Мы с Петровым бросились туда. Колодец находился в глубине двора. Около него лежали оба наших повара: один — убитый наповал, второму начисто срезало осколком пятку левой ноги. У плетня, под деревом, темнела полевая кухня, котел которой они наполняли водой. Пока мы затаскивали раненого в хатенку, подоспела наш санинструктор, зябко позевывая и заправляя под пилотку сбившиеся волосы.
Уже светало, когда впереди нас, на дороге, неожиданно раздался какой-то шум, злые выкрики. Кузнецов приказал экипажу приготовиться на всякий случай к бою и послал к перекрестку Петрова узнать, в чем дело. Наводчик скоро возвратился и доложил, что проходившие по проселку на передний край пехотинцы услышали приглушенное попискивание морзянки, доносившееся откуда-то из-под земли. Насторожились, навострили уши. Подозрение пало на старую, толстую иву, росшую [100] при дороге, у начала нашей улицы. Сердцевина дерева давно сгнила, и на уровне земли, внутри ствола, солдаты обнаружили укрытие, из которого и выковыряли немецкого корректировщика, награждая его крепкими пинками и нещадно матерясь. «Сволочь!» — сказал Петр и потрогал присохшую к ране повязку. Чтобы посмотреть в сторону, ему приходится поворачиваться всем корпусом.
Очень рано двинулись вперед. Снова преследуем. Нас предупредили: сплошной линии фронта нет, и надо каждую минуту быть наготове.
Дорога прихотливо петляет, и это уже к середине дня сильно измотало меня, так как машина забегает на больших радиусах влево (наверное, ведет левый фрикцион), а срезать углы напрямик через поле нельзя: обочины могут быть заминированы.