Мы еще не доехали, а я подаю условный знак: остановка! Хочу попрощаться не под окнами. Что-то мне подсказывает, что дома назревает скандал.
И еще полчаса куда-то улетают. Стоим, обнимаемся, и не до кого нам дела нет. Отдаю ирис.
— На, мотоцикл свой назовешь «Белый ирис». Нравится?
Он осторожно берет цветок, перебирает мои пальцы.
— Я вечером попрощаться приду… — он то ли спрашивает, то ли утверждает.
— Конечно!
Все, теперь надо бежать.
— До встречи! Не провожай!
Как я шла этот квартал до тетинадиного дома, ох, это было что-то! Кто знал, что после езды на мотоцикле такое бывает? Каждая мышца болит, ноги не слушаются и дрожат, будто на шпагате час просидела.
Оглядываюсь. Он смотрит мне вслед, но, как и просила, провожать не идет.
Все. Больше оглядываться не буду.
Лает рыжий кобель. Мама стоит на крыльце, придерживаясь за дверь, и лицо у нее — лучше б не смотреть. В руках — сложенный вдвое ремень. Иду под ее сверкающим взором по двору матросской походочкой. Лютый хрип Барбароссы по сравнению с тем, что меня ждет, — мелочи. Расстегиваю куртку, как ни в чём ни бывало, улыбаюсь:
— Мам, а я тебе цветы привезла…
Последние полчаса нашего прощания с Браданом не прошли для букета даром: некоторые цветы сломались, некоторые смялись.
Остальные — рассыпались по ступеням крыльца после того, как раздался свист и что-то жгуче хлестануло меня по пальцам.
— Не смей! — мама от ярости хрипела. — Не смей так со мной! «Цветы привезла»! Цветулёчечки!!! Да мы тебя уже здесь похоронили!
Она швырнула мне в лицо ремень, резко повернулась и исчезла в темном коридоре.
Я не стала собирать рассыпавшиеся тюльпаны. Теперь это не имело никакого значения. Выглянул Борька, испуганным шепотом спросил, что со мной.
— А что?
— Да ты белая какая-то. Не, честно. И лицо светится. Как у собаки Баскервиллей.
— Сам ты собака, Боря, — с горечью ответила я. И пошла в дом.
В комнате было все вверх дном. Наши вещи лежали на маминой кровати, висели на батарее, валялись на полу. Суетилась Лиза, помогая-мешая моей маме утрамбовывать дорожную сумку.
— Видишь, Таня, — прокомментировал ситуацию вошедший за мною Борис. — Еще пошлялась бы чуть-чуть, и все — осталась бы здесь жить навсегда.
— Мама, а мы куда собираемся?
Мама и ухом не ведет. Вспышка гнева далась ей нелегко. Сейчас она бледная совсем, и двигается, как заржавевший робот.
А Борька радостно вопит:
— Мы уже сегодня улетаем, поняла? В четыре! Вера Андреевна вертолет за нами прислала!
Вера Андреевна? Вертолет? Она президент Казахстана, что ли? Но… Как это — «в четыре»?
— Сегодня? Нет, я сегодня не смогу.