Предатели (Костевич) - страница 86

Мы еще не доехали, а я подаю условный знак: остановка! Хочу попрощаться не под окнами. Что-то мне подсказывает, что дома назревает скандал.

И еще полчаса куда-то улетают. Стоим, обнимаемся, и не до кого нам дела нет. Отдаю ирис.

— На, мотоцикл свой назовешь «Белый ирис». Нравится?

Он осторожно берет цветок, перебирает мои пальцы.

— Я вечером попрощаться приду… — он то ли спрашивает, то ли утверждает.

— Конечно!

Все, теперь надо бежать.

— До встречи! Не провожай!

Как я шла этот квартал до тетинадиного дома, ох, это было что-то! Кто знал, что после езды на мотоцикле такое бывает? Каждая мышца болит, ноги не слушаются и дрожат, будто на шпагате час просидела.

Оглядываюсь. Он смотрит мне вслед, но, как и просила, провожать не идет.

Все. Больше оглядываться не буду.

Лает рыжий кобель. Мама стоит на крыльце, придерживаясь за дверь, и лицо у нее — лучше б не смотреть. В руках — сложенный вдвое ремень. Иду под ее сверкающим взором по двору матросской походочкой. Лютый хрип Барбароссы по сравнению с тем, что меня ждет, — мелочи. Расстегиваю куртку, как ни в чём ни бывало, улыбаюсь:

— Мам, а я тебе цветы привезла…

Последние полчаса нашего прощания с Браданом не прошли для букета даром: некоторые цветы сломались, некоторые смялись.

Остальные — рассыпались по ступеням крыльца после того, как раздался свист и что-то жгуче хлестануло меня по пальцам.

— Не смей! — мама от ярости хрипела. — Не смей так со мной! «Цветы привезла»! Цветулёчечки!!! Да мы тебя уже здесь похоронили!

Она швырнула мне в лицо ремень, резко повернулась и исчезла в темном коридоре.

Я не стала собирать рассыпавшиеся тюльпаны. Теперь это не имело никакого значения. Выглянул Борька, испуганным шепотом спросил, что со мной.

— А что?

— Да ты белая какая-то. Не, честно. И лицо светится. Как у собаки Баскервиллей.

— Сам ты собака, Боря, — с горечью ответила я. И пошла в дом.

В комнате было все вверх дном. Наши вещи лежали на маминой кровати, висели на батарее, валялись на полу. Суетилась Лиза, помогая-мешая моей маме утрамбовывать дорожную сумку.

— Видишь, Таня, — прокомментировал ситуацию вошедший за мною Борис. — Еще пошлялась бы чуть-чуть, и все — осталась бы здесь жить навсегда.

— Мама, а мы куда собираемся?

Мама и ухом не ведет. Вспышка гнева далась ей нелегко. Сейчас она бледная совсем, и двигается, как заржавевший робот.

А Борька радостно вопит:

— Мы уже сегодня улетаем, поняла? В четыре! Вера Андреевна вертолет за нами прислала!

Вера Андреевна? Вертолет? Она президент Казахстана, что ли? Но… Как это — «в четыре»?

— Сегодня? Нет, я сегодня не смогу.