Вылили на часового ведро воды, тот очнулся, обвел всех собравшихся мутным взглядом и сообщил, что это Лешка Майский, стрелок с «восьмерки», сучок мелкотравчатый, ударил…
Бросились искать экипаж «восьмерки», обнаружили связанного и избитого штурмана в палатке, и вот тут все стало очень серьезно. Товарищ Уполномоченный метнулся к телефону, комполка даже и не заметил, когда. Только вернулся лейтенант через десять минут и сообщил, что в особом отделе дивизии очень заинтересовались происшедшим.
Комполка опять глянул на особиста и еле сдержался, чтобы не сплюнуть.
Таких бы шустрых да пропеллеры протирать на ходу, цены бы им не было! С другой стороны — лейтенант только выполнил свою работу. То, что работа у него собачья, — так кому-то нужно ее делать. Но вот если бы Товарищ Уполномоченный смог бы не трепаться хотя бы до утра, то, может, удалось бы все спустить на тормозах.
Костенко ведь вернулся? Вернулся. Жену привез и детей. Как бы сам комполка ни материл капитана, а если бы у самого так сложилось, то, если честно, и сам не знает, как бы поступил. Может, и самолет бы угнал. Комиссар, вон, тоже человек, прикрыл бы.
Лешка погиб…
Жаль, конечно, но ведь война, сложилось так. Он мог еще вчера мертвым на аэродром прилететь. Техники позвали комполка, показывали дыры в фюзеляже. Чудом Лешка выжил в небе… чтобы потом умереть на земле.
Ну, списали бы потерю как боевую. Был убит осколком зенитного снаряда или пулей. Под машину попал, в конце концов…
Хотя договориться с Товарищем Уполномоченным было бы непросто. Да, пожалуй, даже и невозможно.
Правильный у нас Товарищ Уполномоченный, подумал со злостью комполка. Все ему сразу ясно и понятно. Врага за километр видит…
Вон, на прошлой неделе и вправду разглядел. Успел пальбу открыть из револьвера, а товарищи его там на дороге и остались, не успели даже из машины выскочить. Напоролись на засаду, не повезло. А Товарищ Уполномоченный остался единственным особистом в полку.
— Скажите, Костенко, — голос особиста взлетел вверх, чуть не сорвался на крик — волновался лейтенант, вон, глазки горят, лоб раз за разом платком вытирает, волнуется. — Скажите, Костенко, вы понимаете, что совершили воинское преступление?
— Да понимает он все, — буркнул комиссар. — Все понимает, переживает и раскаивается. Аппарат вернул? Вернул. Документы Майского привез в крови? Привез. В бою искупит, я полагаю… Что, думаешь, в дивизии не поймут?
— Может быть, и поймут. — Товарищ Уполномоченный встал с березовой чурки, служившей ему табуретом. Чурка упала набок. — Может быть, и поймут, только ведь и спросят…