10 июля 1939 года, Берлин
Нойманн сидел на земле метрах в двух от Торопова. Крутил в пальцах травинку и улыбался. Сегодня на нем не было формы — он был одет почти так же, как Торопов. Только рубаха на нем была светло-зеленая, а так — будто из одной команды.
— Да сидите, вы, чего там! — махнул рукой штурмбаннфюрер, увидев, что Торопов собирается встать. — Погода замечательная. Тишина, покой, умиротворение… Мне нечасто удается вот так вот просто посидеть в траве, послушать пение жаворонка, стрекотание кузнечика… Сентиментальность — это немецкая слабость, вы не находите?
— Нет, — сказал Торопов.
— Наверное, — согласился Нойманн. — Она нам никогда не мешала, если честно. Так же, как русским их безалаберность. В каждом отдельном случае — да, может быть. Либо немец упустит возможность, расчувствовавшись, либо русский не вовремя окажется пьяным, но в исторической перспективе, в стратегическом, так сказать, аспекте все равно все получается как хотят немцы и русские. И мы неудержимы, и вы непобедимы… почти всегда. Согласны?
— Согласен, — кивнул Торопов.
— Так угадать, о чем вы сейчас думаете? — Нойманн сунул травинку в рот, пожевал, сморщился и сплюнул. — Горькая… Так сказать?
— Скажите.
— Вы прикидываете, с чего начать сотрудничество с нами, — сказал Нойманн. — Вы уже обдумали варианты с Англией и Россией и поняли, что там у вас ничего не получится. Вы представляете ценность только для тех, кто точно знает, что вы — из будущего. Так?
Торопов тяжело вздохнул.
Сотрудничать с немцами — это правильно. Но хотелось, чтобы это выглядело как добрая воля, а не решение, принятое под давлением обстоятельств. И к нему будут в этих двух случаях относиться по-разному.
— Да не расстраивайтесь. — Нойманн заговорщицки понизил голос и даже оглянулся демонстративно по сторонам. — Нас никто не слышит. Скажем, что вы сами решили работать на Великую Германию. Из самых чистых побуждений. Скажем?
Торопов кивнул, не поднимая глаз.
— Не слышу! Скажем?
— Да, — выдавил из себя наконец Торопов.
— И все будут думать, что вы честный и достойный союзник… — сказал Нойманн почти ласково. — Ведь честный и достойный?
— Да, — уже увереннее ответил Торопов.
— Не трусливая сволочь, готовая ради того, чтобы выжить, обречь на гибель миллионы людей, а достойный и искренний сторонник национал-социализма? — Теперь голос штурмбаннфюрера звучал резко и зло. — Вы же искренний сторонник?