«Неужели я действительно напоминаю ненормальную?» — размышляла Эллис. Нет, решила она, мысленно окинув себя взглядом. На сегодняшнее судебное разбирательство она надела темно-серый костюм с синим кантом и синие туфли-«лодочки» на низком каблуке. Ее каштановые волосы были собраны на затылке в конский хвост и заколоты черепаховой заколкой. Из украшений — только нить жемчуга и крошечные бриллиантовые серьги-«гвоздики» в ушах.
Во время судебных разбирательств она была образцом сдержанности, так что родители могли бы ею гордиться. Она не позволяла себе выплескивать злость наружу и ни разу не разрыдалась, не считая того, что тихо всхлипывала, закрыв руками лицо, когда коронер описывал увечья Дэвида. Это выглядело так, словно она всю жизнь только к этому и готовилась. То, чем она занималась, и то, в чем преуспела. И даже на похоронах она чувствовала, что обязана утешить остальных. Она предпочитала горевать наедине с собой, привлекая минимум внимания.
Она обернулась и посмотрела на родителей. Ее мать смотрела на присяжных сияющим, исполненным надежды взглядом, словно была уверена, что судья, крупный мужчина с одутловатым лицом, который как раз усаживался на свое место, позаботится о том, чтобы присяжные приняли верное решение. Люси Гордон верила, что все можно преодолеть, нужна только правильная установка. Например, когда в детстве Эллис укачивало в машине, то мать не сомневалась, что эта болезнь скорее психологическая, нежели реальная. Поэтому во время долгих поездок она заставляла дочь петь вместе со всеми и играть в игры вроде «селедки»[1] чтобы девочка могла отвлечься от морской болезни. (Однако если Эллис и не тошнило, то только потому, что глубоко внутри нее засел страх нарушить порядок, и позитивное мышление здесь было совершенно ни при чем.) И даже сейчас на ее лице вечной школьницы застыла немеркнущая улыбка в обрамлении седеющих рыжеватых волос. Люси снова не давала пессимизму победить.
Отец Эллис стоял рядом с женой, но в отличие от Люси его суровое лицо было искажено гримасой. Был ли он зол на Эллис за то, что она причинила их семье столько страданий? Сказать сложно. Он был весьма немногословным мужчиной, архитектором, которому ближе язык линий и пространства. Лишь однажды она видела, как он плачет, — когда гроб с телом внука опускали в могилу. Но даже тогда она не стала бы с полной уверенностью этого утверждать, если бы сама не видела слезы, текущие из-под черных очков.
Ее сестра Дениз, на шестом месяце беременности, стояла рядом, опустив руку на темноволосую голову младшего сына Эллис, Джереми. Эллис знала, что многие из присутствующих не одобряют ее решения привести семилетнего мальчика на чтение приговора, но чувствовала, что для Джереми важно ощутить свою причастность к происходящему в момент, который так или иначе определит дальнейшую жизнь каждого из них.