— Но ведь я же не пойду, никогда к нему не пойду.
К. хотел возразить, хотел настоять, чтобы она пошла к Кламму, стал собирать остатки ее блузки, но ничего не смог сказать, слишком счастлив он был, держа Фриду в своих руках, — слишком и счастлив, и испуган, ибо ему казалось, что, если Фрида уйдет от него, с ней уйдет все, что у него есть. И Фрида, словно став сильней от согласия К., сжала руку в кулак, заколотила в дверь и закричала:
— Я с землемером! Я с землемером!
Кламм, разумеется, промолчал, но К. поднялся, встал на колени возле Фриды и в тусклом предутреннем свете огляделся вокруг. Что произошло? Где все его надежды? Чего ему ждать от Фриды теперь, когда все раскрыто? Вместо того чтобы осторожнейшими шагами, учитывая масштабы противника и цели, продвигаться вперед, он тут целую ночь катался в пивных лужах; запах пива теперь казался одуряющим.
— Что ты наделала, — пробормотал он. — Мы оба пропали.
— Нет, — сказала Фрида, — только я пропала, зато я получила тебя. Не переживай. Но ты посмотри, как смеются эти двое.
— Кто? — спросил К. и обернулся.
На стойке сидели оба его помощника, немного невыспавшиеся, но очень довольные: это была веселость, которую рождает сознание хорошо исполненного долга.
— Что вам здесь надо! — заорал К. так, как будто это они были во всем виноваты. Он поискал глазами кнут, который был вчера у Фриды.
— Нам же пришлось тебя искать, — ответили помощники, — потому что ты не спустился к нам в залу; мы потом искали тебя у Барнабаса и наконец нашли здесь. Мы сидим здесь всю ночь. Ей-богу, нелегкая служба.
— Вы мне нужны днем, а не ночью, — сказал К., — вон отсюда.
— Сейчас и есть день, — сказали они и не двинулись с места.
Действительно, уже был день, отворилась дверь, ведущая во двор, и крестьяне с Ольгой, о которой К. совершенно забыл, устремились внутрь. Ольга была так же оживлена, как и накануне, и не обращала внимания на беспорядок в своей одежде и прическе; она была еще в дверях, а ее глаза уже искали К.
— Почему ты не пошел со мной домой? — спросила она, чуть не плача. Потом сказала: — Из-за этой бабы! — и повторила это несколько раз.
Фрида, на минуту исчезнув, возвратилась с маленьким узелком белья. Ольга печально отступила в сторону.
— Ну вот, мы можем идти, — сказала Фрида; было вполне понятно, что она имеет в виду трактир «У моста», в который они должны идти.
Впереди К. с Фридой, за ними — помощники, такова была процессия. Крестьяне всячески выказывали Фриде свое презрение, что было вполне понятно, так как прежде она сурово правила ими; один даже взял палку и сделал вид, что не собирается выпускать ее, пока она через эту палку не перепрыгнет, но одного ее взгляда было достаточно, чтоб он убрался. На улице в снегу К. вздохнул немного свободнее. Счастье оказаться на воле было так велико, что на этот раз можно было преодолеть и тяготы пути; будь К. один, он шел бы еще бодрее. В трактире он прошел прямо в свою комнату и лег на кровать; Фрида устроила себе постель рядом на полу. Помощники тоже ввалились, были выставлены, но вскоре снова вернулись через окно. К. был слишком утомлен, чтобы выставлять их еще раз. Хозяйка специально пришла наверх поприветствовать Фриду и была ею названа «мамочкой»; произошел обмен непонятно сердечными приветствиями с поцелуями и долгими объятиями. Вообще в этой комнатушке не очень-то давали отдохнуть: то и дело заходили, топая своими мужскими сапогами, выселенные служанки, чтобы что-нибудь принести или взять. Когда им нужно было что-то с заваленной разными вещами кровати, они бесцеремонно выдергивали это из-под К. С Фридой они поздоровались как с равной. Несмотря на эти беспокойства, К. все-таки оставался в кровати весь день и всю ночь. Фрида заботливо оказывала ему мелкие услуги. Когда на следующее утро он, очень посвежевший, наконец встал, шел уже четвертый день его пребывания в деревне.