Чарльз с тревогой посмотрел на отца, вообразив, будто случилось что-то чрезвычайное, но отец с улыбкой двинулся вперед, чтобы пожать руку некоему напыщенному субъекту с интенсивно красным лицом. Первой мыслью Чарльза было, что этот человек — точная карикатура Блимпа, полковника британской армии[15]. Однако полковник Блимп эскортировал их вниз по трапу самолета до лимузина, поджидавшего на бетонированной площадке перед ангарами. В машине офицер таможни радушно приветствовал их и поздравил с прибытием в Лондон, посетовав на ливень с ураганом, но заметил, что скоро прояснится. Офицер почти не взглянул ни на одну из таможенных деклараций, и, высадившись у дверей таможенного зала, Бенедикт спокойно прошел дальше вместе с полковником Блимпом, который махнул рукой служащим таможни, со скучающим видом дожидавшихся, когда остальные пассажиры покинут борт самолета.
Около аэропорта их встречал Тим Нолан, глава британского филиала «Тауэрс», и они уже были на пути к Лондону в роскошном автомобиле компании, прежде чем Чарльз осознал, что все еще сжимает в руке паспорт, к которому никто до сих пор не проявил ни малейшего интереса.
Он сидел рядом с водителем, тогда как на заднем сиденье отец с увлечением уже вел деловую беседу с Ноланом. Тем не менее Чарльз счел необходимым поинтересоваться:
— Что с нашим багажом, папа?
— Едет в машине сзади нас, сынок. Тебе вообще не о чем волноваться.
Воистину это было так. В «Клэридже», отеле, всегда внушавшем ему робость, величественного вида человек ждал в мраморном вестибюле, чтобы встретить их, и на секунду, сбитый с толку теплым приветствием отца: «Дорогой Ван Туин, как приятно вас видеть!» — Чарльз подумал, что это старый приятель, с которым они столкнулись случайно. — «Вы знакомы с моим сыном, а?»
Когда Ван Тиун протянул безукоризненно наманикюренную руку, Чарльз понял, что он, должно быть, менеджер отеля, который, не отдавая явных приказаний, командовал небольшой армией служащих более низкого ранга, готовых кланяться, расшаркиваться и донести все, что бы они ни везли с собой, в то время как их проводили к кабине лифта, обшитой дубовыми панелями и с сиденьями, обтянутыми парчой.
Чарльз утратил представление о времени. Золоченые часы в лифте показывали четыре сорок пять, но до полудня или пополудни? Из-за разницы во времени ему никак не удавалось это вычислить, и, как всегда в Лондоне зимой, за окном стояла непроглядная темень и днем, и ночью. Обычно после перелета через Атлантику он чувствовал себя совершенно обессилевшим и отсыпался двадцать четыре часа. А сейчас Чарльз не был уверен, что вообще сможет заснуть. Он хотел насладиться каждой минутой, когда его принимали, словно прямого наследника трона! Он следовал за отцом по громадному номеру, щедро уставленному цветами и вазами с фруктами, и с лица его не сходила лучезарная улыбка; уважение и красивая жизнь, очевидно, сопутствовавшие отцу повсюду, куда бы он ни поехал, а не только дома, доставляли Чарльзу удовольствие.