— Угу, — все так же брюзгливо согласился собеседник. — Способные. Особенно Бродский. Однако зря эмиграция в своё оправдание впаривает сюда этих авторов. Их не признали и не могут признать народы России за своих.
— Почему? — изумился Филимонов.
— Все это напрочь оторвано от нашей почвы, корней… Все вы, кто уехали за славой, деньгами, предали в трудные годы Россию.
Филимонов почувствовал, что какая-то обидная правда в словах незнакомца есть. И тем более вспыхнуло чувство протеста.
— Извините, я с вами не согласен. — Он встал и направился к гардеробу одевать свои плащ и шляпу.
Они поднялись лифтом и пошли по длинному гостиничному коридору. Жена на всякий случай придерживала его под локоть. Другой рукой тянула за ремешок чемодан на колёсиках.
Вдруг ни с того ни с сего у него стало учащаться дыхание. И одновременно резко тяжелеть в груди. Там, где сердце.
Он схватился за стену, прижался к ней, почувствовал, что вот-вот начнёт оседать.
— Стой! — приказала жена.
Она бросила чемодан, ринулась куда-то вглубь коридора. Он стоял, вжимаясь в стену, пытался остановить учащающийся сбой дыхания. И одновременно думал о том, что вот сейчас мимо пройдёт кто-нибудь из постояльцев, застанет его в таком виде.
Из глубины коридора бежала навстречу жена, несла в руках обитый бархатом стул.
Он сел.
Жена раскрыла чемодан, достала пластиковую коробочку с лекарствами. Дала одну таблетку, затем, подумав, другую. Запить было нечем. Он разгрыз их, проглотил.
— Сиди, — сказала жена. — Сейчас тебе станет лучше, а я отвезу чемодан и открою наш номер.
И опять он остался один в коридоре. Рот был полон горечи от лекарств. Думал о том, что, если помрёт, бедной Марине придётся каким-то образом везти его труп в Москву…
Наверное, не надо было соглашаться на эту поездку. Несерьёзно. Гиблое дело.
Невдалеке из открывшейся двери номера вышла пожилая дама с разряженной девочкой. Они прошествовали к лифту. Девочка с изумлением обернулась. Её глазами он увидел себя в Италии, нелепо сидящего на стуле посреди коридора в расстёгнутой куртке. «Позор старости, — подумал он. — Чего доброго, могу и впрямь помереть. В чужой стране, в Италии, в этом отеле».
— Ну как? Тебе легче? — подбежала жена.
— Легче, — отозвался он, поднимаясь.
Она подхватила его под руку, взяла стул, и они двинулись дальше по коридору. Дошли до позолоченного столика, на котором стоял вазон с цветущей орхидеей. Жена вернула стул на место.
— Ещё далеко? — Он боялся, что у него снова перехватит дыхание.
— Рядом. Через два номера.
Войдя в номер, он содрал с себя куртку и рухнул на кровать. Такую широкую, что на ней можно было бы уложить человека четыре.