После дождей и холода вновь проглянуло солнце, настали ясные, теплые дни бабьего лета.
Мы шли заросшими лесными дорогами, где в колеях уже шуршали желтые и оранжевые листья, еле приметными тропами, где вплетали тетерева и глухари, перебирались через болота, где на кочках ярко белела незрелая клюква.
Впереди — командир группы, присланной от Бринского, — Гончарук, за ним я и радист Злочевский с рацией, дальше — остальные партизаны, сгибавшиеся под тяжестью мешков с толом, боеприпасами, батареями для рации и с продуктами.
Из своих районов мы вышли днем, но потом, миновав Хорустов, двигались по ночам.
Трудной была эта дорога. Удаляясь от озера Белого, мы далеко обходили деревни и села, чтобы не столкнуться с карателями, не оставить никакого следа для фашистских ищеек. И все чаще приходилось часами брести бесконечными урочищами, утопая по колено в пружинящих мхах, качаясь на плывунах, иногда проваливаясь в вязкую болотную жижу.
На привалах молча лежали около костров, сушили портянки и одежду, забывались коротким, чутким сном.
Хорошо, что Гончарук знал дорогу и не плутал в лесу...
На четвертый день пути приблизились к городу Ганцевичи.
Здесь, возле станции Люсино, перешли темной ночью железную и шоссейную дороги Барановичи — Лупинец, взяли направление на деревню Борки.
За Борками остановились на дневку. Партизаны Гончарука повеселели. Чувствовалось: здешние места кажутся им родным домом.
До базы Бринского, по словам Гончарука, оставалось «всего ничего» — километров шестьдесят.
Собираясь вечером в дорогу, мы увидели нескольких крестьян. Те подошли, поздоровались, попросили закурить.
— Партизаните, сыны?
— Партизаним, отцы.
— Помогай вам бог!.. А ты, сынок, видать, не здешний?
[93]
Я усмехнулся:
— Отчего ж это не здешний?
— Лицо свежее, не уставшее, не измученное. Да и по одежке видать, сынок. Больно справная у тебя одежка-то... Не иначе — московская... Правду ль говорим?
Я улыбался, но молчал.
— Нельзя отвечать, выходит, — сказал один дед. — Ну, коли нельзя, — значит, нельзя... Верно, значит, говорим! Помогай вам бог! Помогай бог!
Деды ушли, мы взвалили на плечи груз и тоже тронулись в путь.
А через день одолели последний из двухсот километров, добрались наконец до цели.
Признаться, и в сотне метров от базы я не нашел никаких признаков сосредоточения партизан. Базу замаскировали и расположили так надежно, что можно было позавидовать.
...Даже сейчас, четверть века спустя, я с поразительной отчетливостью вижу вечно сырые, скользкие кладки, брошенные через болото к маленькому островку, где помещался главный лагерь отряда Бринского.