Владетель Ниффльхейма (Демина) - страница 286

Алексу не приходилось лазить по деревьям, но он не сомневался — справится. И мертвый ясень любезно подставил ветвь.

Все просто: есть плюс, есть минус.

Два полюса, как в физике. А между ними — ток течет. И если даже ток — не совсем ток, но если минус есть, то плюс обязан появиться.

И Алекс, стиснув зубы, карабкался выше и выше. У самой вершины его ждала петля из седых волос. Алекс возложил ее на шею и шагнул с ветки за миг до того, как копье побега пробило грудь.

Древо мира смешало кровь с собственным соком и подарило роднику, знакомя Асгард с новым богом.

Души у него не было. Но богам не нужна душа.


Сердце Александра Семеновича Баринова остановилось в ноль часов тринадцать минут. Реанимационные мероприятия не принесли результата. Вершинин лично зафиксировал факт смерти, второй за эту ночь.

Теперь он хотя бы знал имя.

Но легче от этого не становилось.

Часть 0. Точка отсчета

В три часа пятнадцать минут Алла Ивановна, работница скотобойни, проснулась и поняла, что убивать коров неправильно. Поднявшись с постели — гражданский супруг вновь утащил одеяло и, завернувшись в него с головой, храпел — Алла Ивановна проследовала в ванную, а уже оттуда — в зал. Бабушкино платье, по-старомодному длинное, просторное, пришлось в пору, а заодно прикрыл длинный хвост с кисточкой, который появился неизвестно откуда, но совершенно не мешал. На плечи Алла Ивановна накинула оренбургскую шаль. А вот туфли на ноги вовсе не налезли, но Алла Ивановна ничуть не расстроилась.

До работы она шла пешком, и радовалась тому, что предстояло сделать.

Проходную она миновала в полшестого утра, и сонный вахтер не обратил на Аллу Ивановну внимания, равно как и сторож.

Он проснулся лишь на скрип двери и закричал, замахал руками, пытаясь остановить реку коровьих тел. Животные спешили на свободу, рвались, застревая в узких воротах загона, но проталкиваясь. И Алла Ивановна шептала им, что уже скоро, совсем скоро, все для них переменится. Она стояла в стороне от потока, но удивительным образом умудрялась касаться каждой коровы. И те менялись, как менялась и сама Алла Ивановна.

— Чего ты творишь, Ганищенко! — закричал сторож, замахнулся было дубинкой, но не ударил.

Ему вдруг увиделась мама-покойница, к которой он третий год кряду собирался наведаться, да все откладывал… потом сработала-таки сигнализация, но стадо и Алла Ивановна были уже далеко.

Она вела своих коров к холму, к новому дому, в котором хватит места для всех. На проселочной дороге оставались трехпалые птичьи следы…


Дед Охря числился при больнице еще с войны, когда, лишившись ноги и глаза, стал к службе негоден. Его выкинули в тылы, в эту самую больничку, при которой он и остался, потому как больше идти было некуда. Потом-то, конечно, все исправилось — деда Охрю догнали медалька и ордер на квартиру. Но жилье — жильем, а работа — работай.