, создающего воздушные замки для весьма прозаически настроенного человечества, а я должна была быть его юным вдохновением, его Хильдой? Михал был зачат после одного весьма торжественного сборища, на котором Петру удалось добиться примирения между несколькими политическими группировками, и свой триумф он приписал мне, моей вере в него. И тогда-то в нашей спальне я услышала музыку возвышенных сфер, голос арфы свершений, и разделявшие нас преграды пали. Но после «большого триумфа» наступила полоса «мелких триумфов», начали вырисовываться рифы, арфы умолкли.
Собственно говоря, Михал рос без отца. Петр, выбранный депутатом, все свое время проводил в сейме и на партийных собраниях. Поскольку триумфы его идей становились все более скромными, любое свое достижение он относил только на свой счет и был бы рад, если бы меня теперь считали мещанкой, сдерживающей порывы этого Прометея. Михал с младенчества боготворил отца. В его присутствии, всячески стараясь обратить на себя отцовское внимание, он становился несносным, и увесистые шлепки отца только еще больше подзадоривали его. Словно щенок, любой тумак принимавший за ласку, он путался под ногами у своего хозяина. Когда он подрос, то завел особую тетрадку для газетных заметок, в которых упоминалось имя отца.
Петр никогда не помнил, сколько его сыну лет и в какую школу он ходит. Он любил рассказывать о нем всякие фантастические истории, в которых Михал выступал эдаким юным философом-бунтарем. К урокам английского языка и музыки Петр относился снисходительно, потому что платила за них я из своих гонораров переводчицы в английском посольстве, но при случае всегда подтрунивал над маленькими Шопенами и вундеркиндами. Получив образование в Германии, мой муж, если не считать специальной терминологии, так и не выучил немецкого языка. Но на международных конференциях успешнее, чем с кем-либо, мог договориться именно с немцами. Он почти не знал французского, но я сама была свидетельницей того, как святым своим горением, мимикой и жестами заправского оратора он сумел очаровать представителей французского парламента. Лингвистику он презирал. А любовь к музыке считал слабостью, недостойной настоящего мужчины.
Преуспев на политической арене, Петр успешно использовал свои познания в области экономики. Говорили, что он делает крупные дела. Когда? Какие? У него не было ни конторы, ни секретаря. У него не было даже сейфа для бумаг. Кажется, он скупал акции в Силезии. Об этой стороне своей деятельности он предпочитал молчать. Но шло это вовсе не от ханжества. Петр верил в Утопию и по натуре своей скорее был бескорыстен, природный дар его действовал помимо воли, без расчета на прибыль. Деньги на жизнь он давал скупо, но мог ни с того ни с сего вдруг купить мне дорогую шубу, картину модного художника, фортепиано, а Михалу подарить парусную лодку.