Примите мою высокую оценку Вашего труда и пожелания многих лет нашего плодотворного сотрудничества.
Ваш искренне
Теренс Фраш.
— Стаканы и бутылки в буфете, Артур, — сказал Чарлз. — Не достанете ли вы их? У меня что-то голова кружится.
— Надеюсь, никаких неприятностей, коллега? — спросил мистер Блирни, наливая четыре стакана виски.
— Наоборот, наоборот, — слабо возразил Чарлз. — Я принят в дело. Он прислал мне договор на подпись.
— Давно пора, — весело воскликнул гость. — Здорово, здорово! И явный резон, чтобы в час файв-о'клока выпить все это до дна!
Они залпом опрокинули по первому и принялись отхлебывать из вторых в полном соответствии с принципами мистера Блирни.
— Ну, мне пора, — сказал он, когда они закончили и второй стакан. — Надо на дневную репетицию. И не извлекайте ваших шуток из унитазов — они подмоченные.
Оглушительно хохоча, он вышел из комнаты.
Чарлз стоял у окна, глядя на дождливое небо. Нейтральность. Наконец-то он ее обрел. Непрерывная борьба с обществом, отступление с арьергардными боями теперь закончились вничью. По сути дела он и сейчас был не ближе к обществу, не больше признан им, чем когда был мойщиком окон, преступником или слугой. Просто общество решило, что ему следует платить и платить как следует, чтобы извлечь выгоду из его необычного положения. Для его компаньонов по семерке мистера Фраша это была работа как работа. Они работали здесь, как работали бы в промышленности или в коммерции. Но для него это было перемирие, ведущее, по-видимому, к длительному вооруженному миру. Здесь для противника не могло быть прощения, но ни одна из сторон в ближайшее обозримое время не намеревалась переходить в атаку. Тарклз, Хатчинс, Локвуд, Бердж, Родрик — ни один из них не мог бы ни презирать, ни уважать его. Они только смотрели бы на него с беспокойством, качали бы головами и завидовали бы его гонорарам. Ни к чему эта их зависть, но она менее обременительна, чем их презрение или одобрение.
Загудел телефон, и голос швейцара проквакал в трубку, что его желает видеть какая-то леди.
— Как ее фамилия? — спросил он.
После короткой паузы та же лягушка проквакала:
— Мисс Флендерс, сэр.
Он не знал никого, ни мужчины, ни женщины, чья фамилия хоть сколько-нибудь напоминала бы это знаменитое имя.[18]
— Пожалуйста, пропустите ее ко мне, — сказал он.
Кладя трубку, он почувствовал, как легкое, быстрое содрогание прошло по всему его телу, словно бездушная пластмасса пыталась предостеречь его: ты не то сказал.
Вероника вошла так непринужденно, словно в Дубовую гостиную.
— Я не уверена была, стоит ли называть свою настоящую фамилию, — сказала она, — вот я и назвала первое, что пришло в голову. Моль Флендерс. Я как раз о ней читаю.