Распорядившись похоронами отца, Кароль пошел на фабрику, куда уже явились страховые агенты.
Но вскоре прибежал Матеуш и сообщил, что его ждет Мюллер.
Едва Кароль переступил порог, как фабрикант заключил его в объятия.
— Я был в Сосновце и только сегодня получил телеграмму, поэтому опоздал, — торопливо говорил он. — Я очень огорчен и сочувствую вам, потому что видел, как вы трудились. Что вы намерены предпринять?
— Еще не знаю.
— Вы все потеряли? — участливо спросил Мюллер.
— Все, — откровенно признался Кароль.
— Пустяки, я вам помогу. Дам деньги в долг под небольшой процент, и вы построите фабрику, еще больше прежней. Вы мне нравитесь! Ну как, согласны?
Кароль с непонятным упорством доказывал ему, что не может брать деньги, не имея под них обеспечения, и вообще рисовал свое теперешнее положение, явно сгущая краски, но фабрикант только посмеивался над его доводами.
— Kein[63] разговоров! Ваш ум — лучшее обеспечение капитала. Сегодня вы лишились всего — завтра снова наживете. Я был простым ткачом и до сих пор не в ладах с грамотой, но это не помешало мне стать фабрикантом и обладателем миллионов. Женитесь на Маде и владейте всем! Я давно хотел сказать вам это. Она — славная девушка. А не хотите жениться, я и так одолжу вам деньги. Из моего Вилли фабриканта не получится. У него барские замашки, и придется купить ему имение, а мне нужен такой зять, как вы. Ну? — Он говорил торопливо, вытирая рукавом потное, лоснящееся лицо и с беспокойством поглядывал на Кароля. — Отвечайте: согласны или нет? Мне некогда…
— Согласен, — с невозмутимым спокойствием ответил Кароль.
Он давно знал, что этим все кончится.
Обрадованный Мюллер обнял его, похлопал по спине и заспешил домой.
Прошло несколько недель после пожара и похорон пана Адама, на которых Анки не было: она лежала больная в доме Травинских.
В последнее время она чувствовала себя значительно лучше, но из дому еще не выходила, так как стояли ненастные мартовские дни — холодные, слякотные и дождливые.
Собственно, физически она была уже здорова, но душевное равновесие возвращалось очень медленно.
Страшная ночь, завершившаяся смертью пана Адама, оставила в душе ее неизгладимый след.
Иногда она целыми днями сидела, уставясь в одну точку, словно все еще видела перед собой багровое зарево пожара, слышала треск огня и жуткие нечеловеческие крики; это повергало ее в такой ужас, что она теряла сознание или, как безумная, бросалась бежать.
И чтобы отвлекать ее от страшных воспоминаний, при ней неотлучно кто-нибудь дежурил.
Чаще всего Нина, которая ухаживала за ней с материнской самоотверженностью. Ежедневно навещала ее Высоцкая, а по вечерам приходила Кама.