Под стенами ресторана дождь лился не так обильно, но оттуда почти ничего не было видно, и Боровецкий направился в рощу.
Рощица была еловая, чахлая, она медленно погибала, убиваемая соседством фабрик, множеством артезианских колодцев — их бурили все более глубоко, и они, осушая почву, отнимали у деревьев влагу — и потоком фабричных сточных вод, который пестрой лентой извивался между желтеющих елей, вносил разложение в эти могучие организмы и распространял вокруг смертоносные миазмы.
Под сенью деревьев на тропинках еще лежал снег, а на широкой дороге, по которой зимою никто не ездил, только ходили рабочие из соседних деревень, виднелись глубокие следы подошв, отпечатавшихся на зеленоватом размякшем снегу.
Оскользаясь в грязи и в снегу, спотыкаясь о корни деревьев, Боровецкий шел в глубь рощи, но Люции нигде не было видно.
Раздраженный бесплодными поисками, холодом и пронизывающей сыростью, он уже хотел повернуть обратно, как вдруг из-за ствола ели, где она притаилась, Люция кинулась ему на шею, да так бурно, что шляпа упала с его головы наземь.
— Я люблю тебя, Карл! — шептала она, страстно его целуя.
Он отвечал на поцелуи, но не говорил ни слова — от злости ему хотелось только браниться.
Люция взяла его под руку, и они пошли между деревьями по раскисшей, скользкой земле.
Роща шумела печально и глухо, с деревьев вместе с иголками засыхающих елей сыпались на них капли дождя, который все сильнее шуршал среди ветвей.
Непринужденно болтая, Люция перемежала свои речи поцелуями и ласково, по-кошачьи, прижималась к Каролю. Она, как ребенок, лепетала обо всем подряд, перескакивая с одного предмета на другой, не закончив фразу, начинала поцелуем следующую. И по любому, самому незначительному поводу заливалась веселым, искренним смехом.
Она была очаровательна в своем весеннем английском костюме, в большой черной меховой пелерине с воротником а-ля Медичи из страусовых перьев, в огромной черной шляпе, из-под которой дивные ее глаза сияли, как два сапфира.
Романтичная встреча с любовником приводила ее в восторг.
Встречаться с ним в городе Люция не хотела, она жаждала чего-то необыкновенного, жаждала тревог, волнующего трепета. Потому и придумала это свидание в роще и теперь всей своей истомившейся от скуки душой наслаждалась им, не обращая внимания на молчаливость Кароля, который отвечал ей односложно и часто поглядывал на часы.
Что ей до того! Кароль шел рядом, в его ответных поцелуях порой было столько страсти, что глаза ей застилал белесоватый туман; она могла говорить ему о своей любви, могла ежеминутно падать в его объятья и ощущать сладкое волнение, пронизанное страхом, что их могут увидеть.