Бухта надежды. Задача — выжить

Электричка, на удивление, пришла вовремя. Не то, чтобы она всегда опаздывала, но для русского человека приход или отправление любого вида транспорта в заявленное администрацией или расписанием время уже как мини–праздник.

Несколько пассажиров, ожидающие посадку на Симферополь, лениво проводили ее взглядами и вернулись к своим делам – кто‑то спорил, кто‑то просто стоял и курил, а некоторые и вовсе спали, развалившись на лавке.

Машинист электропоезда постепенно снижал скорость состава, а вскоре совсем остановил его. Двери прибывшей электрички открылись, но почему‑то никто не спешил выходить. Подметающая перрон бабуля–дворничиха в теплой тужурке и одетом поверх нее едко–оранжевом жилете, остановилась и с интересом заглянула в открытые двери.

— И чего там торчать‑то? – проворчала она, заметив сквозь не шибко чистое окно несколько стоящих фигур в вагоне. – Иль особое приглашение надо?

Марья Петровна была старушкой деятельной, иногда даже чересчур. В молодости, будучи коммунисткой–активисткой, всегда принимала непосредственное участие в судьбе трудового коллектива Севастопольского морского завода. Ее выдвинули, так сказать, на «общественные начала», а потом никак не могли задвинуть, пока завод не развалился в «лихие 90–е».

Поэтому заметив непорядок, Марья Петровна, не задумываясь, отложила метлу и, кряхтя, забралась в вагон, чтобы придать ускорения зазевавшимся пассажирам. На полу в тамбуре были бурые разводы, которые послужили лишним поводом для бурчания пожилой дворничихи.

— Вечно так… все позасирают, а ты убирай. – Бабулька возмущенно засопела и открыла двери в вагон. – Эй вы! Конечная! На выход!

Пассажиры отреагировали вяло. Ближайший стоящий возле горы сумок длинноволосый как девка парень в драных джинсах медленно повернул голову и у Марьи Петровны душа ушла в пятки от увиденного…

Последнее, что она увидела – это ощеренный рот, перепачканный запекшейся кровью.