Песня Горна (Верещагин) - страница 9

> – Я знаю, – чуть торжественно ответил Спичка. – У нас все это знают. Я даже… – Он помолчал и не стал договаривать. Володька спросил:

– Хотел с ним уйти, если что? – Угу, – буркнул Спичка. – Слушай… – Володька вздохнул. – Я же ничего… Его на всех хватит. Только он всё равно мой брат будет. А так… – Ага, – снова буркнул Спичка, но уже веселей. – Только он дурной бывает, когда со своей девчонкой. И вообще насчёт неё. – Да старшие все от этого дуреют, – презрительно обронил Спичка. – Девчонки… фу! Визг-писк, врут всё время, не поймёшь, чего вообще хотят-то?! Ну их. Я от них всегда подальше держусь. – Ага, – теперь подтвердил уже Володька. – Я тоже. «Ох и врёшь ты, Володенька, – с весёлой сердитостью подумал Денис. – Когда они тебя петь по радио или ещё где упрашивают, ты прям строевым гвардейским ходить начинаешь… и подрастаешь на полметра…» – Я тебя сперва отлупить хотел, – вдруг сказал Володька. Спичка громко посопел и признался: – А я тебя… Хочешь – пойдём, выйдем? – Не… ты не думай, я не боюсь, просто… – Да я и не думаю. С трусом Динь… то есть Денис… дружить не станет. А ты ему не просто друг, а целый… брат. Денис отшагнул на несколько бесшумных шагов и пошёл к палатке, посвистывая и шурша галькой. Так. Услышали. Отчаянно заскрипели кровати – и наступила такая тишина, что было ясней ясного: не спят. – Спать, быстро, – сказал Денис, становясь у входа. – Ваш скрип за морем слышно. Ответом была гробовая тишина. Денис ещё постоял, уже не прислушиваясь, а – просто так. И продолжил свой обход. Взрослых на постоянной основе в лагере не было, хотя кто-то появлялся каждый день – в основном по делам. Ну и полицейский пост обосновался на съезде с главной дороги, причём полицейские заявили, что лагерь тут совершенно ни при чём, у них – усиление в связи с общей обстановкой. Может, и не врали, кто их знает? На кухне (специальная палатка и здоровенный навес) ещё возились девчонки. Танька Васюнина тоже была здесь, и Денис не преминул спросить: – Что на завтрак, Васюнь? – Меню будет висеть в семь утра, – отрезала она. – Рыжая! – оскорбился Денис. – Дай сухарь. Я от работы отощал уже. Танька хмыкнула и передала Денису сухарь – ванильный, белый. Денис захрустел на весь берег, наблюдая, как две девчонки что-то перевешивают, перекладывают и рассматривают с серьёзными лицами. – Послезавтра сразу три дня рождения, – вспомнила Татьяна. – Три торта я делать не буду. Сделаю один, но большой, разделю кремом на три части и на каждой напишу – кому. – А что, очень ничего задумка, – одобрил Денис. – Ещё сухарь дай. – Перитопчись-си… Лучше подпиши. – Это что? – Денис облизнул пальцы. – Колбаса, сыр, масло, белый хлеб… Бутерброд какой-то. – Это и есть бутерброды. Восемь, по два каждому ночному часовому. И чай с лимонником. – Ох… траты и разорение… – Денис ехидно посмотрел на Васюнину, которой уже не раз доставалось за прижимистость. Та сохранила непроницаемое выражение лица. – Так… и так. Дай сухарь. – Третьяков, ты зануда и проглот, – сообщила Васюнина, но сухарь дала, и Денис, посмеиваясь и снова хрустя, отправился дальше. Зайдя в воду по колено, он выбрался за территорию лагеря. Вообще-то это запрещалось по ночам, но он решил немного понарушать режим – в крайнем случае, можно самому себе объявить выговор… И вдруг Денису стало грустно. Он сел на гальку и, обхватив руками коленки, поставил на них подбородок. Вдали в море двигались огни – в два ряда и ещё немного наверху, над ними. Корабль… Генка хотел тут побывать. Ему так понравилось на Чёрном море, что он буквально жил мыслью, как летом поедет хотя бы сюда, на Балхаш… …и не поехал. Денис вспомнил серо-жёлтый порошок, который ссыпали в алюминиевую с солярной чеканкой урну-цилиндр. Это, конечно, в миллион раз лучше, чем представлять себе, как тело Генки – пусть и неживое – лежит под землёй, и черви… Денис передёрнулся. Но всё равно – обидно. Как же обидно! Был – и нет… Или всё-таки всё немного не так? Всю жизнь, с самого раннего детства, Денис знал совершенно точно: достойные и храбрые не умирают. Их помнят – они живут. Забыть – хуже, чем убить. Но… но, если честно, он относил это как-то… ну… к разным великим людям, к тем, кто сражался в войнах прошлого, к предкам-легендам. А Генка – какой же он великий и какая он легенда? Тринадцатилетний мальчишка. Не из каких легендарных времён… И Денис вспомнил звонкий голос Генки – полный гнева и бесстрашия: «В спину стреляешь?! Стой, сволочь, брось оружие!» И то, как отшатнулся от него тот… толстый гад. И выстрелил, зажмурившись. Как трус. Он и был трусом. А Генка… …Денис вдруг невероятно ясно ощутил, что Ишимов подошёл и сел рядом. Справа. И даже повернулся, чтобы спросить: «Ты чего это после отбоя тут?!» И даже увидел на миг Генкин задумчивый профиль – тёмный на фоне чуть более светлого неба. Конечно, никого там, справа, не было. Денис медленно отвернулся – и стал смотреть в море. Вслед уходящим огням корабля. //— * * * —// Экспедиция в затонувший город предполагалась в полдень, и в ней всего должны были участвовать двадцать восемь парней и двенадцать девчонок. Инструктор с базы привёз десять аквалангов – значит, четыре очереди. С самого раннего утра было приятно-солнечно и тепло. Практически весь лагерь – хотя было объявлено, что тем, кто младше двенадцати лет, ничего не светит – дисциплинированно и дружно собрался у пирса, на котором шёл инструктаж. Денис умел плавать с аквалангом – ещё с Петрограда. Но модель, предоставленная в их распоряжение учёными, была не очень похожа на «Неву», с которой раньше ныряли пионеры. Точнее, если говорить строго, это был даже не акваланг, а криоланг, заправленный смесью жидкого азота и кислорода. Яркий – всё красного, оранжевого и белого цвета, от ласт до маски – не с ремешками, а с наголовником. На красных баллонах – точнее, на одном восьмилитровом, широком и удобно выгнутом под спину и поясницу – белым зигзагом шла надпись: «Дафна». Сама прозрачная маска была глухой – на всё лицо, от лба до подбородка, без отдельного загубника – и стекло, видимо, не запотевало. На широком поясе несколько удобных креплений для снаряжения и прямоугольные карманы для варьируемого груза – свинцовых параллелепипедов. Акваланги лежали в ряд у ног инструктора, заканчивавшего беседу. Первая группа, в которой был и Денис, сидела на пирсе, свесив ноги, уже обутые в удобные белые ласты. – Вот на этой штуке выставлена глубина в десять метров. – Инструктор высоко поднял руку с круглым индикатором. – Если загорится красным – немедленно прекратить погружение, вы на пределе. Если полностью погаснет – у вас осталось дыхательной смеси на десять минут, и надо подниматься. – Десять минут – это же куча… – начала возмущённо Надька Минаева. Петька толкнул сестру локтем, Танька Васюнина кашлянула, и Надька заткнулась. – Эти правила не обсуждаемы, – наставительно произнес инструктор. – Я приказываю это запомнить и делать так и только так. Я отлично знаю, что вы тренировались, но значков по работе под водой ни у кого не вижу, поэтому снова напоминаю жизненно важную необходимость их соблюдения… Впрочем – баллоны заполнены под завязку, их хватит на все четыре запланированных погружения с избытком… Напоминаю также, что опасных рыб или животных в этом районе нет. И последнее – держите в поле зрения как минимум одного вашего товарища. Всегда. В любой момент. Никаких мыслей типа «Я на секунду заверну вон за тот камень…» Я понятно выразился? Ни у кого нет никаких вопросов, возражений? Он обвёл всех внимательным взглядом. Ни малейших возражений не было. И вопросов – тоже. Казалось, пионеры – и на пирсе, и на берегу – даже дышать перестали. Только небольшие волны легонько шуршали в гальке. Инструктор кивнул, вытянул руку вбок и скомандовал: – К аквалангам… – Возле аппаратов мгновенно выстроилась шеренга из восьми мальчишек и двух девчонок. – На плечи… – Быстрое, чуть суетливое движение. – Маски… – Напряжённые и радостно-взволнованные лица скрылись под выгнутыми стёклами. – Аппараты включить… – Взмах левых рук назад. – Вдох, выдох… неполадки? Ни одна рука не поднялась. По команде инструктора вся группа выстроилась на правом краю пирса – спинами к воде, в двух шагах друг от друга. Инструктор быстро и ловко, не делая ни одного лишнего движения, надел акваланг, подал сигнал «Делай, как я!» и солдатиком соскочил в воду. Через миг ещё десять фонтанов взметнулись вдоль всего пирса. На берегу дружно и разноголосо-обрадованно заорали: «Урррааа!!!» – и шарахнулись к воде, надеясь что-нибудь, да увидеть в ней… …Денис не смотрел вверх, хотя сперва хотел глянуть на солнце. Он знал, что затонувший город начинается почти от самого берега. Но такого не ожидал. Не то что вверх не посмотрел – он даже не огляделся, хотя надо было бы. Просто так и ушёл солдатиком на пятиметровую глубину, помогая себе руками и ластами. Лучи солнца проникали на эту глубину легко, и погружённый под воду город казался странным. Не заброшенным или нежилым… а каким-то… странным. Странным – и всё тут. И не очень приятным. Нет, Денис не боялся разных там чудовищ – он даже их себе не представлял, не фантазировал. Уж слишком угнетали остатки ушедшего под воду города сами по себе. Зеленоватые, застывшие – и многочисленные стайки самых разных рыб, мелькавшие тут и там, казались даже неуместными в этом царстве мёртвого покоя. Денис знал, что город не был убит ни ядерной войной, ни рождением Голодного Хребта. Позже, когда начались катаклизмы и Балхаш «пополз» на город, у тех, кто там жил, хватило времени уйти – кто куда. Может, конечно, кто-то и остался – и наверняка многие были убиты во время беспорядков ещё до этого. Но смерть города не была неожиданной. Не той, которая вбирает в себя боль и ужас. И всё-таки находиться тут было неприятно. Взгляд Дениса упал на дорожный знак. Заросший бородой водорослей, он всё-таки был различим – бегущие детские фигурки. Кажется, так тогда обозначалась для автомобилистов возможная близость к дороге разных детских учреждений. Олег проплыл мимо этого знака. Он двигался неуверенно, и Денис подумал с надеждой, что, должно быть, он сам не выглядит так неуклюже. Оказалось, что погрузилась на эту глубину худо-бедно вся группа. У Аркашки Раймонда в руках была зажата кинокамера в водонепроницаемом боксе – судя по всему, он не забыл о своих обязанностях и уже снимал. Денис проплыл мимо него, подплыл к Олегу. Тот, неловко разводя руками-ногами, висел у чёрного проёма входа, над которым было написано – зелёными буквами на белой панели в обрамлении таких же зелёных крестов – АПТЕКА. В те времена аптеки почему-то обозначались вот так, зелёным цветом. Панель была почти чистой и, видимо, когда-то подсвечивалась изнутри. Денис постучал друга по плечу, резко помотал головой, когда тот повернулся. Показал на вход, снова помотал головой. Олег кивнул, включил фонарь, снятый с пояса, направил луч внутрь. Разгром, опрокинутые шкафы. Большой сейф с вывернутой взрывом дверью, похожей на металлический цветок. Метнулась в сторону сверкнувшая живым серебром стайка рыб. Посреди аптеки плавала бумажная обёртка. Странно и даже жутко плавала – висела на одном месте и чуть поворачивалась по своей оси. Поплыли наверх, показал рукой Денис, имея в виду крышу. Олег кивнул, снова грустно посмотрел внутрь аптеки. Оттолкнулся от поросшего водорослями асфальта и косо пошёл на крышу. Денис шевельнул ластами и двинулся следом. Вся группа рассыпалась по окрестностям – но, видимо, наставления инструктора помнили хорошо и никто никуда далеко не отплывал. На плоской крыше лежали остатки велосипеда, но, когда Денис попытался к ним снизиться, прямо из-под ног у него метнулся и, взмахивая… э… краями, что ли, пошёл прочь какой-то хвостатый блин, по цвету неотличимый от этой самой крыши. Денис шарахнулся, закувыркался. Олег сотрясался от беззвучного хохота, мотаясь над крышей. Денис погрозил кулаком вслед быстро удаляющемуся большому скату. Тот вильнул и исчез в каком-то окне, словно у себя дома. Разве что не захлопнул ставни за собой. От этого стало немного веселей. Мальчишки переглянулись и бок о бок поплыли прямо-вниз, где Лёшка Гордеев с Серёжкой Павлухиным маячили возле большого окна – вроде бы тоже хотели туда вплыть, но помнили о запрете. И только когда Денис и Олег подплыли ближе – стало ясно, что Гордеев и Павлухин не собирались туда вплывать. Там была комната – видимо, какой-то офис. Напротив окна стоял осклизший от водорослей стол, на который завалился шкаф с настежь распахнутыми дверями. А в углу за шкафом… Там лежали черепа. Много. Горка черепов всё в том же зелёном налёте. Чёрные глазницы заросли колышущейся зеленоватой бахромой. А у стены справа были разбросаны другие кости. Самые разные. Много. Наверное, раньше они лежали горкой, а потом… …да нет. Там лежали не кости, а разделанные тела. Тут не просто убивали, тут… Когда подплыл Аркашка, Денис отстранился и яростно ткнул внутрь рукой. Подплывали и остальные. Замирали у окна, не решаясь к нему приблизиться. Подплыл инструктор. Застыл тоже. Аркашка снимал. Денис видел за маской его бледное лицо и сжатые губы. Казалось, он не снимает, а стреляет из пулемёта по каким-то врагам. Денис отвернулся и только теперь увидел – точнее, только теперь обратил внимание, – что черепа там и большие… и маленькие. Вот так. Быстро они бежали отсюда, раз бросили… мясо. Снимай, Аркашка. Снимай, пожалуйста. Стреляй, Аркашка, стреляй. Снимай. Стреляй… …Никому больше не хотелось оставаться под водой. Чем-то вроде тесной стайки они поплыли наверх – навстречу солнцу, которое упрямо светило там, наверху. Навстречу теплу ясного летнего дня. Они очень спешили, хотя и не признавались себе в этом – спешили убедиться, что там, наверху, – их ждут лето и солнце. Аркашка бережно придерживал одной рукой у груди чехол кинокамеры. Денис пробил головой сверкающую водную плёнку. И, увидев тихо стоящих по колено в воде мальчишек и девчонок (Спичка с Володькой зашли по бёдра и намочили шорты), бешено замахал им рукой. Ощущая, как солнце льётся сверху нескончаемым живым потоком. //— * * * —// Когда вечером Денис, проводив Спичку на автобус, вошёл в палатку, Володька был там. Что, собственно, вполне объяснимо. Михалёву поручили монтировать акваплан [35 – Одинарная широкая водная лыжа, имеющая руль и «крылья».], чем он сейчас и занимался. Остальные обитатели палатки лупили в волейбол, а Володька выполнял пионерское поручение и злобно сопел, то и дело заглядывая в развёрнутый рядом с ним журнал. Денис видел, что Володьке это здорово надоело. Усидчивостью он и вообще не отличался. Впрочем, и Володька ощущал, что вошедший Денис на него смотрит, поэтому открыто бунтовать не стал, а зашёл с чёрного хода. – Я не пойму, – буркнул он, – вот чего. Почему всю эту ерундовину не делают на фабриках там или заводах? Глупость какая-то получается… Материалы есть? Есть. Чертежи? Да где только не печатают! Вон, у Олега каждый месяц новые сборники приходят в библиотеку! Даже этот… процесс производства не такой уж сложный. И вот нате – «Сделай сам», ёлки-палки. На фабрике и быстрей получилось бы, и вообще… – Володька, – Денис проверил футляр фонарика на свет, дунул в него задумчиво, – я тебе отвечу, а думай ты сам… Есть вещи – и вещи. Некоторые своими руками не сделаешь, как ты ни крутись. Например, электровоз. Хотя таких вещей и немного, если честно. Другие просто надо делать быстро и помногу – например, заказ для армии или для промышленности. Третьи обязательно должны быть совершенно, полностью одинаковыми – запчасти какие-нибудь. Теперь скажи мне – к какой из этих категорий относится то, что ты сейчас делашь? Володька с сомнением посмотрел на свои руки. Потом молча уставился на Дениса, явно ожидая дальнейших пояснений. И они не замедлили… – Вот ты говоришь – материалы есть, чертежи есть, а вещей нет. А по-моему, это правильно. Материалы есть, чертежи есть – делай сам. Можешь ведь? Можешь! Вот и труди руки и голову, будь добр. Не можешь? Научись. Или проси того, кто может, – по дружбе, или поменяйся с ним тем, что можешь сам. Ничего не можешь? Тогда на кой ты на свете? Так-то, – заключил Денис наставительно. Но потом продолжал: – Иначе ведь знаешь, как получиться может? Не я сделал – нечего беречь. Или ещё так – а зачем мне руки трудить, я лучше куплю. А если можно купить такую ерундовину – то почему бы, если денег побольше не заплатить, не купить хорошего мастера? Или сразу целый завод? А на заводе выпускать – то, что пользуется спросом. Или ещё лучше – этот спрос организовывать и направлять путём рекламы. Пусть покупают побольше самых разных вещей… и чем их больше и чем чаще их надо будет менять – тем лучше для развития бизнеса. И далее, так сказать… Шаг за шагом – и вот уже замечательный певец Володя Михалёв побирается на дорогах, и учиться ему светит, как Солнышко в Безвременье, потому что это нецелевые траты средств, которые он лично не умеет заработатьсам… У вас ведь экономика в этом году уже была? Володька побледнел. Отчётливо. Вдобавок к неусидчивости у него было хорошее воображение. У него даже капельки пота на лбу выступили. Денис ударил его очень больно и понимал это – но молчал и наблюдал беспощадно. – Ну чего ты так смотришь? – наконец пробормотал Володька, терзая злосчастный акваплан обеими руками, как будто хотел разломать прочную фанеру. – Как на какую букашку в коллекции… Ну Денис! Ты чего такой стал?! – В голосе его прозвучал настоящий испуг. – Да так. – Денис отвернулся, сел, достал из полевой сумки и разложил снятые под водой всеми группами кроки. – Я тут поработаю до отбоя. – Понял я всё… – буркнул Володька. – Честное… честное пионерское – понял… – Ну вот и хорошо, – улыбнулся ему Денис. И подмигнул. Володька расцвёл… И снова сунулся в журнал. Уже очень деловито, с важным видом занятого нужной работой человека. Глава 13 Мамина клятва Первое, что сделал Денис, вернувшись домой, – полез под душ, не слушая аханья (и, увы, не слушая и вопросов про Олега) Ольги Ивановны. То, что с него текло, водой назвать можно было только с большой натяжкой. И ведь каждый день в душе бываешь по нескольку раз. И из воды не вылезаешь… «Почему, если оказываешься не дома, – размышлял Денис, свирепо намыливая голову, – всегда вот так вывозишься и не замечаешь?» – Тёть Оль! – крикнул он, не прекращая плескаться. – Вы не убирайте за мной ничего, пожалуйста, я заберу с собой, девчонки постирают! А мне, если можно, чаю сделайте и чего-нибудь пожевать – я в школу забегу, к Францу Ильичу, я за этим и приехал – и сразу обратно поеду! Если Ольга Ивановна и собиралась что ответить – то не успела, потому что Денис совершенно отчётливо услышал голос мамы: – Денис, ты в душе, что ли? «Ой, – обеспокоенно подумал Денис, замирая. – Сейчас подколет обязательно, что, мол, визит к родителям у меня в планах не значился… а кстати, чего она, собственно, в полдень домой забежала?» – Ага, я тут! – отозвался он. И тут же добавил поспешно: – Но я уже сейчас уезжаю! – Сомневаюсь, – Валерия Вадимовна приоткрыла дверь. – Удачно, что ты дома… Домывайся быстро, есть дело. Это тут, кстати, носки лежат? – А? Ну… да. – А… я думала – грибы через пол проросли… Сын, ты долго будешь там плюхать?! В голосе у неё была настоящая сердитость. Денис обмотался полотенцем и, другим вытирая голову на ходу, выбрался наружу. Валерия Вадимовна стояла у телефона. Роняла слова: «Да… нет… нет, мальчишки… нет, я отвечаю… нет, надо быстро… я сама… всё… да, рация…» Потом повесила трубку – точным, экономным движением, уже не глядя на телефон, поворачиваясь к Денису, – и посмотрела на него чужим взглядом. – Ты мне нужен, – бросила Валерия Вадимовна старшему сыну. Денис замер с полотенцем на голове, удивлённо глядя на мать: – А? – И ещё пара-тройка людей, причём быстро… Тут ещё ты со своим лагерем. – Валерия Вадимовна словно бы проснулась и обвиняюще посмотрела на Дениса. – Когда вы не нужны – в доме не протолкнуться. А как в кои-то веки понадобились, их не то что в доме – их и в посёлке никого нет! – Так мам… – Денис даже опешил слегка. – Во-первых, ты про этот лагерь мне сама все уши… ой, то есть настаивала, даже фельдшера туда с нами… а я-то хотел, между прочим, лагерь на хребте в лесу сделать! Почти рядом! А во-вторых… что значит – никого нет?! Например Санька Бряндин, Петька Минаев, оба Раймонда – они вернулись, на лодочной станции работают. Пашка Бойцов и наш Олег – они тоже сейчас ни в каком не в лагере. Они, между прочим, на хуторе у Гуляевых. И Мишка, конечно, с ними. Они в опытном саду возятся… И это не считая старших девчонок, они тоже уже тут, в школе чистят-блистят! – Позвони Гуляевым, пусть Олег с Пашкой едут сюда. – Валерия Вадимовна задумалась. – Мишка пусть останется, а девчонки ему помогут, как такой вариант? – Ну… можно… хотя там работа не сказать, чтобы лёгкая… – И наконец Денис выпалил встревоженно: – Мам, да что случилось?! – Чай готов! – крикнула из кухни Ольга Ивановна. – И кулебяку я разогрела, идите уже! Валерия Вадимовна посмотрела в ту сторону – как будто её окликнули из параллельного пространства. Потом снова глянула на Дениса. – В уйгурском становище за Пилёным Ущельем – эпидемия чумы. Я еду туда. И мне нужны помощники. //— * * * —// Пашка, оказывется, был не на хуторе, а у себя на перевале – ездил за оставленными там у отца присланными из Верного удобрениями, их завёз проезжавший водитель-рейсовик. Но и Бойцов подъехал через полтора часа – как всегда, очень спокойный, даже весёлый. Жизнь подкидывала что-то интересненькое – чего не веселиться, товарищи?! Чай он тоже не упустил – Ольге Ивановне удалось хоть кого-то усадить за стол. Денис с матерью быстро делали сразу десяток дел, поминутно сражаясь за телефон, – им было не до чая.<