Попытка остановить его оканчивается неудачей.
Несмотря на многочисленные железнодорожные пути и грязь, к самой кромке пирса подходит автобус марки «фольксваген», резко тормозит так, что вверх взлетает черное облако угольной пыли. Из автомобиля выходит блондинка и поправляет свою юбку цвета хаки.
Старик вытягивает шею.
— Эта женщина — пасторша матросской миссии, — говорит он, — я сразу о ней подумал!
— Женщина — пастор?
— Ты поражен? Пастор — это неверно. Жена пастора. В последний раз, когда я был здесь, она, можно сказать, трогательно заботилась об экипаже. Она сейчас загрузит автобус нашими «пиплами». Между прочим, через час у нас будет телефон, после этого я попытаюсь связаться с генеральным консулом. Возможно, он даст тебе несколько советов для путешествия. Сегодня ты все равно не уйдешь, это уж точно.
— Так что это означает — сегодня ночью на этом сказочном пляже?
— А куда ты вообще хочешь попасть?
— Например, в приличный отель, в настоящий южноафриканский отель класса люкс со сплошными джентльменами в коротких штанах…
— Отель класса люкс? Они страшно дорогие. Лучше останься здесь, пережди, пока горячка уляжется, но проследи, чтобы в твоей каюте все было под замком, скоро здесь такое начнется…
— А что планируешь ты? — спрашиваю я старика.
— Я? Естественно, я останусь на борту. Зато я пошлю людей, за исключением необходимых для вахт, на берег, и мы обеспечим себе приятную обстановку.
— Мужской вечер на угольном пирсе. Идиллическое представление!
Мы попросили принести еду в каюту старика, так как столовая «осиротела» и все свободные от вахты покинули корабль. После третьего глотка из пивной бутылки старик откашливается один, два, три раза, делает еще один глоток и спрашивает:
— Итак, Симона все-таки работала на Движение сопротивления?
— Имелось много моментов, дающих основание подозревать ее, но не было доказательств. Симона уже приняла меры — ты же об этом знаешь — на тот случай, что я попаду в плен, а такое она не смогла сделать в одиночку.
— Об этом я ничего не знаю? Как это так?
— Разве я тебе об этом не рассказывал? Это было так. Уже в Ла Боль она передала мне два свидетельства на официальной бумаге, подписанные двумя свидетелями-парижанами, что я крайне рискованным образом спас ее от ареста гестаповцами. Подписи были нотариально заверены.
— Когда же ты это сделал? — спрашивает старик.
— Здесь ни слова правды! Свидетелей я в глаза не видел.
Старик хлопает ладонями по подлокотникам кресла, качает головой, как будто не хочет поверить тому, что я говорю.
— Подумай о дилетантизме, — говорю я почти мягко, — это же было чистой воды сумасшествие! Предположим, что вместо того, чтобы как можно скорее сжечь их, я носил бы обе эти бумажки с собой в бумажнике или в солдатской книжке, и имел бы неприятности с нашей фирмой, а бумажки эти попали бы не в те руки.