Вот и сбылась мечта Бици — быть постоянно с мужем. Она жила с ним в лесу, без крова и уюта, но для нее здесь было все: и кров, и уют. От этой новой жизни она распрямилась, помолодела, почувствовала такой прилив сил, что могла трудиться целыми днями, не зная усталости. Она посвятила себя мужу и детям: хлопотала по кочевому хозяйству абрека, приобрела для детей корову, ходила в лес собирать ягоды и сухие дрова, латала потрепанную одежду и находила во всем этом радость. Жизнь мужа, полная романтики и опасных приключений, опрокинула все привычные представления о быте женщины. Бици спокойно слушала рассказы Зелимхана об опасностях, и ее собственная жизнь уже казалась ей чем-то иным, не тем, чем нужно дорожить, наоборот, ее можно легко отдать, раз ее муж без малейшего трепета каждодневно рискует жизнью.
Сложнее было самочувствие Зезаг. Она всегда терялась при разговоре с Зелимханом. Этот человек, о котором шла такая грозная слава, пугал ее, и в то же время ей было радостно, что именно он, с его беспокойной и опасной жизнью, такой ей близкий и родной. Она знала, что ей, красивой и молодой женщине, нет более надежной опоры и защиты на земле. Она жила с этой неизменной верой, считая себя обязанной почитать его как святыню хотя бы потому, что встал он на опасный путь абрека из-за ее любви к Солтамураду.
Прошли годы, много тяжелого увидела Зезаг за это время и еще больше пережила, но юношеская любовь к Солтамураду никогда не остывала в ней. Она прочно хранила это чувство в своем сердце как глубокую и нежную тайну, никогда ни с кем не делясь своими переживаниями. Совсем недолгой оказалась ее жизнь с Солтамурадом, но у нее остался сын, и ему отдавала молодая женщина всю свою нерастраченную нежность.
Между тем Зелимхан подошел к сыну и затеял с ним игру в прятки. Счастливый вниманием отца, Муги играл с азартом. Он стоял с закрытыми глазами, ожидая, пока отец спрячется.
— Дада, ты уже спрятался? — кричал он, приоткрывая глаза.
А Зелимхан, перебегая с места на место, пел, подражая удоду: «Хут-хут, хут-хут», и снова прятался.
Эта детская радость доставляла такие светлые минуты абреку, каких уже давно он не испытывал. Он забыл обо всем на свете и даже не заметил появившегося на поляне Зоку.
— Вот кого, оказывается, ты готовишь в свой отряд, — весело окликнул его старик, сбрасывая с плеч тяжелую ношу.
— А-а, да будет с миром твой приход, Зока. Прости, я вспомнил свое детство...
— Это ничего, — отозвался Зока, — но объясни, зачем ты просил принести ружья? Для них, что ли? — он указал на детей.