С утра небо, затянутое темными тучами, озарялось вспышками молний. Где-то на севере грохотал гром. Постепенно раскаты его становились все сильнее и сильнее. Казалось, что вздрагивает земля. Дети в испуге жались к подолам своих матерей, в их широко раскрытых глазах притаился страх.
Но настоящий ливень с градом разразился только вечером. В доме Гушмазуко и его сыновей, где и без того было холодно и неуютно, потемнело еще больше. Здесь забыли про еду и покой, забыли про все на свете. Оттуда раздавался надрывный плач, и односельчане, проходя мимо этого дома, печально кивали головами.
Еще рано утром эти женские вопли со своего двора услышала соседка и зашла узнать, в чем дело. От маленькой дочери Зелимхана Муслимат она узнала, что ночью привезли три трупа.
— Кого? Кто они такие? — спросила женщина, схватившись за щеки.
— Дед, дядя и... — Муслимат разрыдалась пуще прежнего.
Женщина заглянула в окно. В полутемной комнате плохо было видно, но все же по седой бороде она узнала Гушмазуко, различила еще белую папаху Солтамурада, а черная каракулевая шапка третьего уж очень была похожа на зелимхановскую. Поэтому любопытная женщина, выбежав на улицу, тут же пустила по аулу слух, что все мужчины Бахоевых погибли. Слух этот разнесся по всем соседним аулам и хуторам с необыкновенной быстротой. В дом абреков направились все те, которые сочли своим долгом воздать обычное соболезнование по случаю смерти. Правда, шли они преимущественно ночью, чтобы не попадать на глаза начальству. Все боялись, что их заподозрят в сочувствии даже мертвому Зелимхану.
Обрадованный гибелью семьи Гушмазуко, своего страшного врага, Адод Элсанов тут же помчался в Ведено, чтобы сообщить о случившемся начальнику округа. Полковник Гулаев, вздохнув с чувством облегчения, великодушно распорядился не мешать тем, кто хоронит мертвых.
— Ну, а вдруг бунт, господин полковник? — засуетился Адод.— Они на все способны.
— Какой теперь бунт, дурак, — засмеялся полковник, махнув рукой, — Зелимхана-то нет!
— Когда слушаешь старшину Элсанова, невольно создается впечатление, что он так и хочет бунта, — вмешался Грибов, среди других офицеров присутствовавший в комнате. Перебинтованная рука молодого поручика висела на перевязи, и вид у него был независимый.
Полковник Гулаев окинул говорящего недоброжелательным, взглядом, а Бек Сараев подошел поближе и, саркастически улыбнувшись, произнес:
— Господин поручик получил от этого мерзавца Зелимхана подарок, — он кивнул на забинтованную руку. — И вот теперь гордится безмерно.