Я был влюблен в нее, и это выводило меня из себя. Я смутно подумывал о женитьбе и хотел найти какую-нибудь непритязательную женщину лет сорока, любящую домашний уют. Считал, что скитаний и приключений мне хватит на всю жизнь. Но дело обстоит так, что невозможно годами вести такую жизнь, какую вел я — и Фэнни, — а потом уныло забиться в какую-то дыру и оставаться там до смерти. Если механизм заведен, то он работает, и его не остановить. И я не считал, что мне нужно особенно беспокоиться о Фэнни. Она была одной из немногих известных мне людей, создававших впечатление, будто могут обмануть судьбу. Тогда я не понимал, что это и ее слабость.
Мне выпал шанс оценить, насколько Фэнни надежна в профессиональном смысле. Однажды вечером мы шли по Рочестер-роу, окна темных магазинов светились, над ними поднимались бастионы мглы. Лимонного цвета небо обрамляло крыши, придавая мрачный вид даже проезжающим машинам. Фэнни, невосприимчивая к природной красоте, оживленно говорила. Вскоре мы остановились у яркой магазинной витрины.
— Здесь иногда бывают очень неплохие вещи, — сказала Фэнни, указав на пару нефритовых браслетов старинной китайской работы.
Я прижался носом к стеклу.
— Они подлинные? — спросил я.
Она пожала плечами:
— Сквозь стекло не разобрать.
— Давай войдем.
Мы вошли. Появился высокий мрачный человек, взял с витрины браслеты и молча положил перед нами. Мы взяли по одному и стали рассматривать. Торговец наблюдал за нами, бесстрастный, как судьба.
— Они превосходные, — негромко сказал я, бросив взгляд на Фэнни.
Она держалась так, словно меня там не было. Не знаю, к каким проверкам Фэнни прибегала, но вскоре обратилась к тому человеку:
— Очень искусные, правда? Но не настоящие.
На его пергаментном лице появилась невольная восхищенная улыбка.
— Очень искусные, — согласился он, — но, как вы говорите, не подлинные.
Интерес Фэнни исчез. Она положила браслеты.
— Саймон, я готова.
Я взял свои перчатки и пошел следом за ней из магазина. Остановился у прилавка.
— Много таких вещей продается?
— Точно таких? — Торговец взял браслеты и стал укладывать их снова в футляр. — Сомневаюсь. Их явно делали вручную. Если они и не подлинные, то очень ценные.
— Но с подлинными несравнимые?
— Да, сэр.
Он повернулся к витрине. Интересовала его только Фэнни.
— Ты много знаешь, — сказал я с легкой завистью, присоединясь к ней на тротуаре. — Я бы мог обмануться.
— Это моя работа, — равнодушно произнесла Фэнни.
Желтое зарево на небе погасло, улица была темной, безлюдной. Я спросил Фэнни, чего ей хочется.
— Посмотреть «Нерво и Нокса» в «Палладиуме», — ответила она.