— Кошмар! — проникновенно, как ежовая иголка — в задницу, сказала вторая. — А что с машиной?
— При чем здесь машина?! — удивилась первая. — Люди погибли. А машина — вдрызг. Ее смяло, как консервную банку. Замучались вскрывать. И этого тоже вытаскивать замучались — ноги зажало. Эти, как их, Чип и Дейл… Спасатели, когда привезли его сюда, прямо изматерились все. Вот так. Ну, да таксисты, что с них возьмешь. Они все такие.
Мне понравился ее оптимизм, хотя я и не мог в полной мере разделить с ней это чувство. За свою долгую карьеру я знавал многих таксистов, для которых правила дорожного движения значили больше, чем Слово Божие. Пара-тройка из них так и умерли, ни разу не испытав наслаждения пересечения улицы на красный свет.
Но возражать не стал. Просто открыл глаза и поинтересовался сиплым и неожиданно неразборчивым голосом:
— Дамочки, где я?
Те с изумлением уставились на меня, как будто я спросил у них не эту самую простую вещь, а, к примеру, где тут можно записаться в космонавты. Наконец одна из них, а именно — черноволосая, потертая жизнью красавица лет сорока, если не больше, интересовавшаяся до того (идентификация по голосу), что стало с машиной, констатировала:
— Очнулся, болезный.
— Долго же ты без сознания лежал, — заметила другая, с виду вообще бабушка, многажды перекрашивавшая перья на своей голове и в силу этого почти лишившаяся их.
— Да вы что тут, с хронометром сидели? — раздраженно прохрипел я. — Я совсем не это хотел узнать!
— Пойду, доктора позову, — черноволосая встала и, подрагивая ягодицами, которые у нее все еще имели место быть, вышла из палаты.
Мне, натурально, захотелось плакать. Ну почему люди такие черствые? Отчего бы им просто не сказать: «Так и так, Михаил Семенович, вы находитесь, к примеру, в раю (или в аду, или в детском психоневрологическом диспансере)»? Зачем они с завидным упорством игнорируют мой вопрос?
— Где я?! — я все-таки нашел в себе мужество в третий раз попытаться прояснить ситуацию.
— В больнице, милок, — бабка с полуоблезшим скальпом наконец снизошла до моей особы и решила удовлетворить прущее из меня любопытство. — В травматологическом отделении. Ты в автоаварию попал.
— Это я помню, — не очень уверенно сказал я. Но тут же понял, что действительно помню. Потому что перед глазами, как наяву, вспыхнул ослепляюще прекрасный свет фар встречного грузовика, потом мои резкие, но суетливые, а потому почти бесполезные движения, удар — и летящее на меня безголовое тело уже не раненного, а совсем убитого.
— Тебя помяло сильно, — сказала старуха.