Возле следователя сутулился эксперт-криминалист Попов Олег, изрядно измазавший дактилоскопическим порошком и стол, и диван, и дверные коробки вместе с дверными полотнами, и стеклянные да пластиковые поверхности стендов с похищенными экспонатами, время от времени делая негромкие замечания-пояснения — обычный процесс работы этих представителей органов внутренних дел на месте происшествия.
Это он-то и пояснил «руководству» в лице Реутова, что милиционер ОВО, сержант Петров Иван Васильевич, ранен из собственного оружия, бросив кратко: «В пистолетной обойме нет одного патрона, а обнаруженная уже гильза из одной и той же серии, что и патроны в обойме».
Эта фраза сразу же отозвалась в голове Реутова вспышкой затаенной мысли: «Не будь хищения экспонатов, можно было бы все списать на самострел охранника или неосторожное обращение с оружием! Жаль… Впрочем, будем «поглядеть», как любил говаривать бывший опер, скорохват и легенда Промышленного РОВД, Черняев Виктор Петрович, недавно «почивший в бозе» в свои пятьдесят лет с небольшим. Такова уж жизнь ментовская…»
Участковый Рябов, один единственный работник в форменной одежде с погонами капитана из всей оперативной группы, принимал письменное объяснение от худощавого мужчины в сером неброском костюмчике современной интеллигенции, но, как и положено интеллигенции — в светлой рубашке и при галстуке.
«Это, по-видимому, и есть Склярик, главный музейщик, о котором мне дежурный успел сообщить… собственной персоной», — отметил мельком Реутов.
И тут же направился к оперу Наумову, молоденькому лейтенанту, только что поступившему на работу в отдел после окончания Орловского филиала высшей школы милиции на улице Народной и ходившему, как показалось, беззаботно с тонюсенькой папкой под мышкой, от одного зала в другой.
— Прохлаждаешься? — с непонятной самому себе неприязнью в голосе спросил начальник криминальной милиции подчиненного, не поздоровавшись.
— Да нет, — стушевался тот, дав одновременно и утвердительный, и отрицательный ответ.
— Так «да» или «нет»?
— Нет, — смутившись, поправился опер. — Уже побывал в соборе. Охранник ЧОПа… как его… — открыл он папку и стал перебирать бумаги, отыскивая нужную, чтобы прочесть фамилию. — Ага, вот она… Охранник Винокуров… — прочтя фамилию, произнес Наумов с облегчением, — ничего не слышал и не видел.
— Ну, конечно! — протянул с сарказмом, холодно блеснув сталью глаз, Реутов. — Чоповец хоть и в храме сидит, в святом месте, но все-таки не Бог. Откуда ему знать о том, что творится по соседству. Ты хоть на его одежду взглянул или только фамилию записал… да то, что «ничего не видел и не слышал»?