Увидев меня, Нестеров и Гальченко переглянулись, что-то негромко сказали друг другу. Нестеров кивнул и насупился, а Гальченко стрельнул на меня сощуренными хитроватыми глазами. Сердечко мое екнуло: ну, думаю, сейчас прогонит с позором. Да нет — обошлось. Пожалели меня, наверное, самолюбие пощадили. Правда, к трактористу определили, который мне не нравился: вялым каким-то был, да и к делу относился недобросовестно. Зато, как говорится, нет худа без добра, сразу посадил меня на трактор, стал обучать вождению. А когда ночь наступила, сказал: «Давай работай, а я пойду подремлю... Если мотор заглохнет, прибежишь скажешь». Я и рад стараться! Сидел за рулем — неописуемая гордость сердце распирала. Фары золотистую дорожку передо мной высвечивали, с неба луна мне улыбалась, весело звезды подмигивали. Правда, спина с непривычки онемела, но я терпел, делал по полю круг за кругом — пахал и пахал. В конце концов трактор заглох от перегрева.
Наутро вернулся домой весь промасленный, небрежно перебросив через плечо старенький пиджачишко. Шел по своей улице как можно медленнее, чтобы все знакомые успели меня увидеть, вразвалочку — отцовской походкой, степенной, неторопливой походкой рабочего человека.
А потом началась жатва — самая прекрасная пора в сельской жизни. Но и самая горячая... Все — от мала до велика — от зари и до зари находились в поле. Подросткам работы сколько угодно: рожь или овес косили, снопы вязали, а затем в копны их составляли, воду носили.
После седьмого класса мне уже доверили работу на косилке.
А какое это неповторимое удовольствие после трудов праведных, когда все косточки гудели от работы и спина уже не сгибалась, не разгибалась, похлебать борща из свежих овощей, растянуться на краю не сжатого еще пшеничного поля и смотреть в бездонное светло-голубое небо, в котором высоко над тобой, кажется у самого солнца, звенит и звенит серебряным колокольчиком неутомимый жаворонок!
Что там и говорить: мы, сельские ребятишки, любили и уважали хлеборобский труд своих отцов и матерей, горели желанием трудиться рядом с ними и считали это за великую честь. Проблемы трудового воспитания у нас не было. Потом, когда я учился в Данкове в педагогическом училище, даже в расписании были занятия по изучению трактора и комбайна, другой сельскохозяйственной техники. Зимой два раза в неделю ходили мы на МТС, которая располагалась недалеко, на берегу Дона, и вместе с ремонтниками готовили тракторы к посевной.
В первое военное лето, когда многие трактористы и комбайнеры ушли на фронт, мы смогли их заменить. Ни единого зернышка из богатейшего урожая 1941 года не оставили на земле. И на тракторах работали, и на комбайнах — было их, правда, совсем немного. Косили вручную, молотили хлеб конными молотилками. Складывали солому в скирды. И с нетерпением ждали газет, ждали вестей с фронта.