Согревшись, я то ли задремал, то ли впал в забытье. Очнулся от крика: «Немцы!» Схватил палку, поскакал к двери, на пороге столкнулся с перепуганной насмерть хозяйкой. Словно онемев, она показывала пальцем в потолок. Я понял, что мне надо прятаться на чердаке. Но разве мог я туда залезть? Пришлось ползком перебраться из хаты в сарай. «Если немцы здесь меня обнаружат, — думал я, — хозяйка сможет оправдаться: дескать, не видела, когда сюда забрался». Приготовив пистолет, наблюдал за гитлеровцами в дверную щель. Они вошли в соседний двор и стали там проверять все углы. Тогда я выполз из сарая, пробрался через огород, пролез под забором, прячась за ним, — скорее-скорее к речушке. По льду ее не преодолеешь — посередине проталины. Увидев поблизости мостик, направился к нему. Следом за мной ковылял Седых Володя. На шатком мостике я не удержался и упал в речку. К счастью, она была неглубокой, мне всего лишь по грудь, но такая купель, да еще среди зимы, была очень опасной. Когда появились остальные разведчики, с помощью Володи Седых я уже выбрался на берег. Мое «купание» еще больше осложнило положение. Я видел, какая безмерная досада была написана на лицах разведчиков.
— Лейтенанта — на плащ-палатку, — скомандовал Ясырев, — и к той хате, что на отшибе. Кажется, немцы там уже побывали с проверкой.
Там я даже не успел снять мокрую одежду, как снова появились немцы. Хозяева предложили спрятаться в погребе. Просидели мы там почти до вечера. Гитлеровцы протянули через двор проводную связь и все время находились поблизости.
Я чувствовал себя очень плохо, снова колотила лихорадка, временами терял сознание, бредил.
Когда стемнело, перебрались в хату. Не помню, как меня вытащили из погреба, как потом в хате раздели, чтобы высушить одежду, растерли тело самогонкой, уложили на теплую печь.
В полночь Ясырев решил двигаться дальше. Меня одели в еще не совсем высохшую одежду, снова уложили на плащ-палатку. Очень скоро мне показалось, что я закован в ледяной панцирь. Над собой видел холодные, безразличные звезды. «Вот и все, Алешка, — думал я, — а говорил, что такие, как ты, не умирают...» Затем надолго потерял сознание, даже не бредил. Когда добрались до Черной Каменки, не подавал уже никаких признаков жизни. Хозяева даже попросили разведчиков вынести «труп» на улицу...
Очнулся я от страшной боли. В галлюцинациях явилась ко мне Галя, злющая-презлющая, и каким-то железным прутом стала тыкать в мои раны. «Вставай! — кричит. — Вставай! Ишь ты какой, умирать собрался. А говорил, что такие не умирают...» И снова — железным прутом в рану! Старается осколки шевелить, чтобы больнее было...