Манечка, или Не спешите похудеть (Борисова) - страница 84

К концу лета Снежок на ноги встал, и я предложил к русским его работником устроить. Отправились к купцу Никодимову в тамошний городок, что был поблизости. Купец подивился и взял. Сначала все хорошо шло, но стал брат совсем странный и работал кое-как. Никодимов им недоволен был. Я сильно огорчался, ругал брата, да без толку. Хотел купец Снежка выгнать, а тут революционные дела начались. Никодимов бежал, люди его остались. Жили пока, ждали, что дальше будет.

Брат девичий венец из бересты смастерил. Вырезал тонкие узоры, прошил края разноцветным конским волосом. Кончился покос, но еще сено возили. Венец был при мне. Увидел я во дворе Огдо и попросил Дарии подарок от брата передать. Старуха заплакала: «Что ж вы с братом наделали-то! Доложил кто-то хозяину, что Дария бегала к вам, еду без спросу брала… Сколько ни заступалась хозяйка, ты своего дядьку знаешь — разве так оставит? Меня нарочно к соседям отправили, чтоб не помешала… Велел хозяин наказать Дарию. Баску просить не нужно, в лес потащил… Плохо теперь Дарии, не до украшений ей… Четвертый день лежит, бредит…»

Света невзвидел я! Не помню, как примчался в город, а сказать Снежку ничего не могу, ни сил у меня, ни слов. Он догадался по моему лицу о беде. Понеслись в деревню, не прячась, — будь что будет.

В усадьбе непривычно тихо. В той половине дома, где батраки живут, дверь настежь открыта. Зашли мы. Народ столпился, и хозяйка здесь. Нет только дяди и слуги его… Расступились люди, пропустили нас. Дария на нарах лежала. На голове — венец, руки на груди сложены и глаза закрыты. Коса к полу изломанной стрелкой струится.

…И словно не я, а само горло мое страшным криком имя ее прокричало, эхом слилось с голосом брата. Только тогда понял я, как дорога мне была Дария! Пусть не меня любила! Счастлив был бы тем, что жива!.. Плечом к плечу столкнулись в дверях со Снежком, разбежались в разные стороны.

До рассвета бродил я в тайге. Чего скрывать, брата винил во всем. Из-за него умерла… Из-за него! Глянул в небо — где ты, Дария? Вижу: воронья стая летит. На юг птицы собрались. А среди черных ворон — белая!.. Говорят, раз в сто лет такое случается. Какая же птица красивая была! Перья на солнце, будто серебряные, блестели!

Понял я: Дария весточку отправила. И сразу свет зажегся во мне… Да что это я? Отчего снова по чужим тропам плутают ослепшие кони — неразумные мысли мои? За что Снежка осудил?!

В любом хорошем человеке что-то плохое отыщется, а в брате я дурного не примечал. Когда ярился я на весь свет и под горячую руку обижал его, он все равно был добр ко мне. Когда я прихварывал, он за меня исполнял работу, как мог. Когда отчаяние червем въедалось в меня, только он утешением был. А когда голодали, последний кусок лепешки отдавал мне…