— Да? — радуется человек. — Хорошо. Я — завтра же!
На прощанье он совершает в мою сторону несколько поясных поклонов. Я взаимным образом кланяюсь в адрес нашего общего друга, великого драматурга Володина. Действие происходит на троллейбусной остановке, и публика с интересом наблюдает за сеансом этого невыносимого человеколюбия.
Через пару недель звонит Татьяна Александровна Гердт.
— Витя! Я хочу вас предостеречь. Вам будет звонить человек от Володина, просить денег…
— Уже.
— И вы дали?
— Разумеется.
— Витя! Это жулик!
…Немолодой разночинец с лицом сельского учителя взял деньги у Табакова, взял у Юрского, взял у Камбуровой, взял в «Современнике», взял в театре «Сатирикон», взял у вдовы Зиновия Гердта и вдовы Михаила Львовского! И ни один человек ему не отказал, и каждый норовил дать денег побольше…
Отсвет володинского благородства сиял на челе жулика, ослепляя окружающих.
Вот что такое — репутация.
И вот что такое — психологический расчет.
Однажды (дело было в середине шестидесятых) ведущих советских драматургов позвали к министру культуры Фурцевой, и та прямо спросила: чем мы можем вам помочь, наши дорогие лучшие советские драматурги?
Дело было накануне съезда КПСС, и у партии ненадолго открылись квоты на заботу об интеллигенции.
Лучшие советские драматурги не стали скрывать от партии свои нужды.
Один из них как раз работал над пьесой о рабочем классе, — но так трудно думать о рабочем классе в этих жилищных условиях! Другой многие годы осваивал ленинскую тему, и муза настоятельно влекла его по ленинским местам: Лондон, Цюрих… Третий, четвертый и пятый тоже поделились с партией и правительством своими творческими нуждами: отсутствие дачи, маленькие авторские проценты, недостаточные тиражи…
Фурцева кивала головой, записывала…
А шестым как раз сидел Александр Моисеевич Володин. Перед походом к начальству для снятия стресса он принял на грудь, но анестезия не помогла, и жалобы товарищей по цеху сорвали резьбу.
— Ничего нам от вас не нужно! — вскричал Володин. — Не трогайте нас, не мешайте нам писать, оставьте нас в покое!..
Ни один мускул не дрогнул на лице министра культуры. Дождавшись конца володинской истерики, Фурцева ласково поинтересовалась:
— Александр Моисеевич, скажите: вы спортом занимаетесь?
— Нет, — ответил опешивший Володин.
— Ну вот видите, — укоризненно покачала головой Фурцева, — до чего вы себя довели! Устали, нервы расшатаны… Так нельзя. Вы наша гордость, фронтовик, замечательный драматург… Надо следить за здоровьем!
И, подумав секунду, объявила:
— Мы вас запишем в бассейн!